Онлайн книга «В ночь на Хэллоуин»
|
Баба-яга хлопнула в ладоши: – Верно! А на одной руке и двух ногах? – Тринадцать! – проорал Паша, и лицо его расплылось в идиотской улыбке. Дети рассмеялись. – А вот и нет! – повернулась к Павлику Баба-яга. – Ты ошибся! – Я не ошибся, – все так же глупо улыбаясь, ответил Паша и ткнул пальцем в сторону Димы. Тот сидел ровно, словно к его спине была привязана палка, взгляд застывший. – У него тринадцать пальцев. Такой родился. И еще один палец между ног висит. Самый маленький. – Павел! – процедила Елена Борисовна. Женщина сохраняла спокойствие, но ее глаза метали молнии. Кто-то из родителей прыснул и тут же замолчал. Отец Паши осуждающе покачал головой, но выражение его лица и глаз оставалось прежним, он словно всем своим видом мысленно говорил сыну: «Потерпи уж немного этот балаган, а потом можешь делать все, что вздумается» – Ну, хорошо, – заговорила Баба-яга после неловкой паузы. – А загадки вы умеете отгадывать? – Да-а-а-а, – оживленно загалдели дети. – Тогда слушайте. Хорошо его заточишь – и вперед – рисуй что хочешь! Небо, море, солнце, пляж. Вот такой он… Она выразительно оглядела детей. – Баклажан, – хохотнул Паша, прежде чем кто-то успел открыть рот. – Карандаш, – сказала Ира. – Вот правильный ответ. Какой еще баклажан? – Обыкновенный, – пояснил Паша. – Вот эта старая бабка им на полу рисует. Выпускники грохнули со смеху. Не улыбались лишь Дима с Ирой. Елена Борисовна переменилась в лице и шагнула вперед, чтобы осадить Кашина, но Баба-яга ухватилась за локоть воспитательницы: – Это кто же такой у вас хулиганистый? А, мальчик? Как тебя зовут? – Я – Павлик Кашин. А тебя нет. Тебя не бывает, уж я-то знаю! – выпалил Паша. – Ты переодетая Баба-яга. И твой нос на баклажан похож! Баба-яга погрозила мальчику пальцем: – А я вот тебя с собой заберу. Дети, отдадите своего дружочка мне? А то мне, бабушке старенькой, скучно-о! – А вот и не заберешь! – задиристо выкрикнул толстяк. – А вы его не съедите? – с опаской спросила Аня. Эта девочка с желтыми бантами была самой маленькой в группе. Родители начали посмеиваться. – Нет, – покачала головой старуха. – Я ем кашу и картошку. Зато я его научу, как нужно себя правильно вести. – Забирайте! – вдруг выкрикнула Ира, и лицо Паши стало лиловым от злости. Родители засмеялись. Баба-яга тоже издала гортанный смешок. – А вот и заберу. Она вытянула вперед руки. И хотя они были в перчатках, Диме почудилось, что даже отсюда он видит острые когти, которые сейчас прорвут материю и вцепятся в горло Павлика. – Не заберешь, – заявил Паша, однако в глазах его мелькнула тревога, и он нервно заерзал на стуле. Несколько секунд Баба-яга молча изучала малолетнего наглеца. Елена Борисовна махнула рукой тете Жене, и та, понятливо кивнув, заиграла на пианино. Девочки сорвались с места и закружились в незатейливом танце. «Ира танцует лучше всех», – подумал Дима и, неожиданно для самого себя, начал хлопать в ладоши. Мальчики подхватили, за ними и родители. Не участвовал в этом, разумеется, Павел Кашин. Он ковырялся в ухе, что-то недовольно бормоча себе под нос, время от времени вытирая желтый от серы мизинец об мушкетерский камзол. Бабя-Яга мягко отступила и встала у выхода, глядя на Пашу. Когда танец закончился, ее уже не было. * * * Праздник близился к концу. Многие родители уже выключили свои гаджеты с фотоаппаратами и просто смотрели выступление. Бабушка Иры задремала, свесив седую голову. Дима смотрел на старушку со смешанным чувством любопытства и тревоги. Интересно, с ней все в порядке? А вдруг она умерла, прямо тут?! Что тогда будет с Ирой? «Тогда мы с Верой заберем ее к себе. Папа только обрадуется и перестанет пить», – подумалось ему. Пианино умолкло, и несколько мальчиков, поднявшись со стульев, вышли на середину зала. – Дима! – вполголоса позвала его Елена Борисовна, и он, спохватившись (ведь сейчас его очередь читать стихотворение!), понесся к ребятам и встал с самого краю. Его лицо радостно вспыхнуло, когда он наконец разглядел среди взрослых отца. Поскольку свободные места были заняты другими родителями, папа встал у выхода, слегка покачиваясь. Радостное выражение Димы померкло. В мятой рубашке и запятнанных брюках, с многодневной щетиной и двойными мешками под глазами он выглядел ужасно некрасиво. Словно какой-то голодранец-попрошайка. (твой отец слабак…) Дима сглотнул слюну, ощутив, как пересохло во рту. Отец подмигнул ему, но он лишь плотнее сжал губы. Внезапная тишина повисла в воздухе, и Дима не сразу понял, что подошла его очередь читать стихи. – Дима? – зашептала где-то сзади Елена Борисовна. – Э… гм… В какое-то мгновенье его охватила жуткая паника. «Я забыл стихотворение!» Отец снова качнулся и сделал подбадривающий жест рукой, словно дирижер, старающийся вытянуть нужные ноты из оркестра. – Праздник грустный и веселый… – шепотом заговорила Елена Борисовна, напоминая Диме текст. Снаружи подул сильный ветер, и первые крупные капли дождя застучали по окнам, оставляя на стеклах кривые дорожки. Дима зажмурил глаза и когда открыл их, лицо его было спокойным. Вздохнув поглубже, он начал: Праздник грустный и веселый, Но пора идти нам в школу. Жаль, уже прощаться надо С нашим милым детским садом! Добрый сад наш, будем помнить Все, что сделал ты для нас… Дима вдруг запнулся. Слова застряли в глотке, когда он увидел, как мимо отца, словно тень, бесшумно кралась Баба-яга. Она перехватила взгляд мальчика и многозначительно хихикнула. С улицы донеслись утробные раскаты грома. Дима разлепил губы: Воспитателям – спас… спасибо! Не забудем м… мы о… о… Он снова начал заикаться и ненавидел себя за это. Заключительные слова, которые уже были готовы вылететь наружу, неожиданно застряли где-то посреди горла, они словно передумали присоединяться к своим ранее произнесенным товарищам, ставя под угрозу успешное завершение стихотворения. В тишине раздался смех Павлика. Но радости в голосе мальчика было столько же, сколько яблок на березе. – Не забудем мы матрас! – прокудахтал он. – Павел! – Елена Борисовна предостерегающе поднесла к губам указательный палец. Дима побледнел. За окном сверкнула молния, где-то далеко-далеко снова пророкотал гром, и одно окно распахнулось настежь. Ворвавшийся ветер закрутил занавески, словно танцуя с ними какой-то безумно-гротескный вальс. |