
Онлайн книга «Нефтяная бомба»
– Почему бы и нет? – Здесь могут убить. Запросто. И тебя тоже. – Боишься? Не знала, что ты можешь бояться. – Дело не в этом. – А чем? Она снова начинает поглощать куку. – Если я уеду, поедешь со мной? В Россию. – В Россию? До нее вдруг доходит, она медленно кладет вилку. Ее глаза – свет из-за спины – как две черные дыры, втягивающие все живое. – Это что… – говорит она. – Предложение? – Да. Она молчит. И я молчу, досадуя на себя за такую глупость. Нет, я все-таки полный, полнейший идиот. Зачем я ей нужен? Она же вольная птица. И ее все устраивает. – Но я… мусульманка. – Плевать. Она молчит. Потом накрывает мою руку своей. – Мне… Знаешь, это первый раз, когда мне делают предложение. Первый раз. – Все бывает в первый раз. Итак? Она смотрит на меня. Слезы скапливаются в уголках глаз подобно алмазам, чтобы упасть и растаять без следа. – Ты же… Знаешь, кто я. – А ты знаешь, кто я. Я веду войну уже двадцать лет. Как ты думаешь, сколько людей я убил? Когда-то это все надо прекратить. И тебе и мне. Знаешь… Я думаю, что Бог на самом деле един, и неважно, кто и как его называет. И я думаю, что мы не для этого родились. Пора закончить нашу войну. И дать этому миру хоть что-то хорошее. – Я тебе благодарна, правда… Я встаю: – Не продолжай. – Нет, подожди… – Она вцепляется мне в руку – до крови. – Не надо. – Нет, надо. Послушай. – Она смотрит прямо на меня. – Я… Это не мое решение, но я сейчас не могу. – Все зависит от нас. Нет судьбы, кроме той, которую мы творим. Она грустно улыбается: – Есть. Ты руси, ты не знаешь, что это такое. Вы живете не так, как мы. У меня есть семья, есть родственники. Если они не смогут отомстить мне, они смогут отомстить им. У нас так делается. – Кто отомстит? Что им нужно? Денег? Я дам. Если надо – я убью каждого из них. – Не надо. Ты… действительно этого хочешь? – Черт возьми, а ты этого еще не поняла?! На нас уже смотрят. – Я… Поняла. Но есть то, что я должна закончить. Как только я закончу… Если ты не передумаешь… – Передумаю?! – Если ты не передумаешь… Я тоже люблю тебя. Пусть ты не мусульманин, а руси… Я отпихиваю от себя тарелку: – Да какая разница… Мусульманин, русский… Надо прекращать все это, понимаешь? Кто-то должен все это прекратить. Иначе никто не останется в живых. Никто. Утренний свет струйкой меда сочится в окно, с соседнего минарета мулла выпевает азан, зовя правоверных совершить намаз. Окно забрано мелкой, особо устойчивой сеткой – на нем рванет даже граната, выпущенная из РПГ. Я лениво вслушиваюсь в мелодичный перелив азана. Проложенная светом дорожка к окну – как путь к Аллаху… Амани прихорашивается у зеркала, само зеркало треснуто. Услышав шорох, оборачивается… – Проснулся? – Ага. Кофе хочу. – Хочешь – иди и приготовь. Это тоже наша обычная пикировка. Приготовить кофе ее не заставишь, она видит в этом мужской шовинизм и угнетение женщин. И за это я ее тоже люблю. Мы в самом центре Садр-сити… Ползу на кухню, вымотанный до предела. Ставлю на газовую плиту сковородку, там уже насыпан чистый белый песок с озер – кофе нужно варить именно так, а не так, как варят в России, – на газу или в кофе-машине. Из окна кухни виден небольшой дворик, соседний дом разрисован граффити до второго этажа, разбираю только автомат и надпись – «Смерть предателям». Чуть в стороне – довольно точная копия портрета Имама Али, четвертого имама мусульманской уммы, убитого здесь, на земле Междуречья, в бою под Кербелой вместе со своими сторонниками. С тех пор идет непримиримый раскол между Шия Али, партией Али, и суннитами, то есть теми, кто выбрал нового имама и забыл про свершившуюся трагедию. Уже пролилось бог знает сколько крови – и только сатана знает, сколько еще прольется… Кофе уже вскипает коричневой пеной, я успеваю его вытащить из прокаленного песка, прежде чем пена выплеснется наружу. Аккуратно разливаю из турки по чашкам… И то и другое из меди, старинное, куплено на рынке – тут такие вещи копейки стоят. Точнее – филсы, которых не сто, как наших копеек, в одном динаре, а тысяча. Когда кофе немного остывает, на кухню входит Амани, толкает меня бедром, берет кружку. На ней обтягивающие джинсы, а вот сверху она не надела совершенно ничего. Интересно, она хоть понимает, как это заводит? Наверное, понимает, все женщины это понимают. – Ммм… Великолепно. Все русские так умеют варить кофе? – Нет. Только я. У нас обычно чай пьют. – Зеленый? – Нет. Черный, причем очень крепкий и без сахара. Это называется чифир. – Чифир… – Она несколько раз повторяет новое слово. – Чифир… Круто. Ни она, ни я не говорим о вчерашнем. Я не знаю, что говорить, и она, наверное, не знает… – Что-то новое? – спрашиваю как бы невзначай. – Мне показалось, что ты чем-то озабочена. Есть что-то серьезное? Она знает, кто я такой и чем занимаюсь. Но иногда говорит мне кое-что – наверное, то, что санкционировано руководством. Возможно, руководством санкционировано и другое… Но я об этом и думать не хочу. Мне хочется думать, что когда-нибудь и у меня будет семья. Хоть какая-то… – Вообще-то да… – неохотно отвечает она, прихлебывая кофе. – В Басре убрали троих наших товарищей, водителя и двоих оперативников. Очень опытные люди. Очень. Я киваю. Такое случается. Здесь, в Ираке, работают очень и очень многие. Американцы, израильтяне, мы, иранцы… Даже представительство белорусского КГБ тут есть. У белорусов тоже есть интересы… В этих странах есть миллионы людей, для которых стакан молока – лакомство. – Кто-то конкретный? – Да. Мы думаем, Аль-Малик вернулся… Я прихлебываю кофе и вдруг чуть не роняю кружку, осознавая то, что она сказала. – Он же мертв. Она качает головой: – Мы считаем, что он жив и находится в Ираке. Еще две недели назад наши люди засекли его в аэропорту «Абу-Даби». Оттуда он перелетел в Кувейт, мы вели его от самой границы. В Басре он убил наших людей и сорвался с крючка. Твою же мать… Аль-Малика я знаю. Так хорошо, что не хотел бы даже вспоминать. – Когда он сорвался с крючка? Мне нужно точное время. Можешь сказать? – Тринадцатого. |