Книга Талант марионетки, страница 55 – Кэрри Гринберг, Надя Дрейк

– Именно поэтому ты позвонил мне посреди ночи? – Кер усмехнулся.

– Документы готовы?

Собеседник финансиста молча достал запечатанный белый конверт без каких-либо надписей.

– Здесь оба паспорта, – Кер осекся. – Но тебе понадобится только один.

Морель снова поправил воротник, чувствуя, как дрожат руки.

– Итак, тебя теперь будут звать Шарль Непье, – он разорвал конверт и протянул ему книжечку в зеленой обложке.

Морель поспешно пролистал ее. Надписи на трех языках гласили, что Шарль Непье родился в Пети-Ланси под Женевой в тысяча восемьсот семьдесят восьмом году и является гражданином Швейцарии. Он поспешно убрал паспорт во внутренний карман и с некоторым облегчением выдохнул.

– Когда поезд?

– Когда мы закончим, – Кер отбросил окурок щелчком пальца и тут же достал из позолоченного портсигара новую сигарету. – Я еще не перевел все деньги, и к тому же если ты хочешь тот особняк на Женевском озере из каталога, то на него объявлен аукцион, а это, знаешь ли…

– К черту аукцион, я поживу в отеле. Мы дождемся премьеры и после нее переведем остатки средств на мой счет, – Морель задумчиво пробарабанил пальцами по столу. – Я бы поехал и сейчас…

– Куда так спешить?

– У меня нехорошее предчувствие.

Кер фыркнул.

– Я плачу тебе достаточно, чтобы ты делал то, что тебе говорю! – вдруг выкрикнул Морель, и его голос приумножился, отразившись от пустых стен «Зеленого стакана». – Ты получишь десять тысяч франков, когда все завершится, этого достаточно, чтобы молча выполнять мои распоряжения.

Его собеседник пожал плечами и широко улыбнулся.

– Будет сделано! Я просто не думал, что Париж так тебе опостылел.

– Я должен вырваться отсюда, иначе… – Он плотно сжал губы.

– Ты едешь один?

– А кого мне следовало бы взять с собой? Жену?

– Да, прости. Они ничего не узнают до самого отъезда. И… я сочувствую по поводу Марианны, это было неожиданно.

Финансист пристально посмотрел на Кера своими острыми, как булавки, глазами, и тот отметил, что у Мореля на лбу проступили капельки пота.

– Да, неожиданно. Я не могу думать о том, что произошло и каким образом. Потому что стоит только задуматься, как в голову лезет чертова куча невозможных деталей… – Он нахмурил брови и потряс головой. – Бред!

– Уверен, что Марианну быстро затмят швейцарские красотки… хотя я слышал, что все их бабы страшны как смерть. Придется утешаться воспоминаниями, – Кер выпустил струйку дыма и подмигнул.

– Никаких воспоминаний. Я не могу смотреть на ее вещи, духи, драгоценности…

– Марианна смогла добиться от тебя бриллиантов?

– Вот еще, – Морель криво усмехнулся. – Бриллианты я дарил только жене.

– Зато теперь ей будет чем оплатить твои долги перед театром, – его собеседник усмехнулся. – Неплохо ты почистил театр и обдурил этого вашего… как там его?

– Тиссеран. – Имя директора театра прозвучало неожиданно громко в повисшей тишине. Театр Семи Муз находился за много километров отсюда, но Морелю почему-то показалось, что его услышали. – Нет, он ничего не знает. Он не лезет в управление финансами, иначе бы давно заметил расхождения.

– Артисты! – Кер повел бровью. – Они все такие. Не будешь скучать по театру?

– Театр давно устарел, туда ходят одни старики. И он меня порядком измотал, – вздохнул Морель. – Но хватит об этом, – добавил он строго. – Синематограф более выгоден в плане инвестиций, и я уже нашел одну подходящую студию в Женеве, куда я мог бы вложиться и не прогореть.

– Будет сделано в лучшем виде, – Кер подцепил шляпу и ловким движением надвинул ее на брови.

Еще долго после того, как за Кером закрылась дверь кафе, Морель сидел за своим столом, уставившись в одну точку. А потом заказал еще вермута.

Ювелир низко склонился над стойкой магазина, глядя сквозь лупу, в которой причудливо преломлялись продолговатые перламутрово-розовые опалы. Ни одной царапины – Марианна носила их предельно аккуратно, хранила в бархатной коробочке и даже протирала, – но ювелир пытался найти любые мелочи, к которым можно было бы придраться и снизить цену. Вслед за опалами на прилавок легло еще несколько комплектов драгоценностей, не слишком изысканных, но дорогих хотя бы из-за веса золота. Мужчина, который так легко расставался с ними, выглядел взволнованно, а серый цвет лица и круги под глазами говорили о нескольких бессонных ночах.

– Вы уверены, что хотите их продать, а не заложить?

Мужчина нетерпеливо постучал костяшками пальцев по стеклу:

– Продать.

Ювелир за тридцать лет работы повидал всякое, и этот посетитель, явившийся к нему в магазин сразу после открытия, удивления не вызвал. Скорее всего, проигрался за ночь – такое случалось нередко. Видно, что не бедный, оттого и сумму, должно быть, прогулял не маленькую. Торговец хмыкнул себе в усы и отсчитал хрустящие купюры с несколькими нулями. Все равно он продаст эти драгоценности куда дороже – они совсем новые, пару раз надеванные. Мужчина не глядя сунул деньги в портмоне и скрылся за дверью.

Морель полагал, что отлично знает Шестнадцатый округ. Он переехал сюда со своей молодой женой более пятнадцати лет назад: тогда она казалась ему прекраснейшей из смертных, он сам еще был полон сил и идей, работал в администрации Комеди Франсэз и понятия не имел, как сложится его жизнь. Но сейчас, блуждая по пустым улицам между спокойными, сонными особняками, он новым взглядом смотрел на привычный ему мирок. Было утро. В это время он обычно брал такси и ехал в Театр Семи Муз, но в последнее время ему не хотелось там появляться. Нет, он вовсе не собирался отказываться от исполнения своих прямых обязанностей – особенно сейчас, когда до премьеры оставались считаные дни, вся труппа стояла на ушах, а Кер готовился перевести финальную сумму с активов. Однако, сам того не замечая, он откладывал свое появление на пороге театра, где его ждали бессмысленные совещания, сбивчивые доклады Пьера, насмешливые комментарии Дежардена и холодный, оценивающий взгляд Тиссерана. Морель передернул плечами: на улице было сыро и промозгло, и его до самого позвоночника пронимал холод.

Вместо того чтобы свернуть на широкую авеню Клебер, Морель, сам того не осознавая, углубился в один из боковых переулков. Тут между домами пряталась небольшая церковь, на округлых ступенях которой курили два школьника. Завидев Мореля, они встрепенулись и как по команде спрятали сигареты за спину. Впрочем, управляющий не заметил ни мальчишек, ни пожилую даму, неспешной походкой вышедшую из дверей церкви. Взгляд мужчины приковал голубь, лежащий у его ног. Взъерошенные перья и свернутая шея превратили птицу в бесформенный комок, лапки беспомощно торчали вверх, и это зрелище подействовало на финансового директора, как на юную барышню. Он почувствовал, как его пробил озноб, и тошнота подкралась к самому горлу. Перед глазами возникла картина, которую он увидел несколько дней назад. На белой простыне на столе морга лежит Марианна, ее спутавшиеся светлые волосы зачесаны назад, глаза закрыты, а кожа отмыта от крови, но на ней все еще видны безобразные следы множества маленьких укусов. Он смотрел на нее буквально секунду, а потом тело накрыли простыней. Хоронить будут в закрытом гробу – так он решил. Ее должны запомнить красивой. Пусть недалекой и тщеславной, но все же красивой.