Онлайн книга «Самый жестокий месяц»
Приподняв салфетку, он увидел характерную обработку дерева. Явно творение Сандона. – Вы хотите сказать, непредсказуемый? – уточнил Питер. – Трудный месяц. – Сегодня солнечно и тепло, а завтра – снег, – согласился Гамаш. – Шекспир сказал об этом так: «блеск обманчивый апрельских дней» [66] . – Я предпочитаю Т. С. Элиота. «Самый жестокий месяц» [67] . – Почему вы так говорите? – Все весенние цветы гибнут. Это происходит почти каждый год. Их обманом выманивают на свет божий, они расцветают. И не только весенние луковицы, но и почки на деревьях. Розовые кусты, всё. Все они пробуждаются к жизни и радуются. И вдруг – раз, и снежная буря всех убивает. У Гамаша возникло такое чувство, будто они говорят вовсе не о цветах. – Ну а чего бы вы хотели? – спросил он Питера. – Они должны расцветать, хотя бы на короткое время. И они вернутся на следующий год. – Но не все. – Питер повернулся к Гамашу, не замечая, что с деревянной ложки капает густая подливка. – Некоторые погибают совсем. У нас был великолепный розовый куст. Несколько лет назад он только-только начал давать почки, и тут сильный мороз убил его. – «Мороз нагрянет, – процитировал Гамаш. – Изгложет корни, и падет он так же, как и я» [68] . Питер задрожал. – Кто падет, Питер? Клара? – Никто не падет. Я этого не допущу. – Странное канадское свойство: мы постоянно говорим о том единственном, что не в состоянии контролировать. О погоде. Мы не можем остановить мороз, не можем воспрепятствовать цветам делать то, что им предназначено. Если такова твоя природа, то лучше уж расцвести хоть на мгновение, чем всю жизнь прятаться. – Не согласен. Питер повернулся спиной к гостю и принялся так активно перемешивать мясо, что чуть не превратил его в пюре. – Извините. Я не хотел вас обидеть. – Вы меня ничуть не обидели, – сказал Питер в стену. Гамаш отнес нарезанный батон на длинный сосновый стол, подготовленный для обеда, и вернулся в гостиную. Он подумал, что Элиот назвал апрель самым жестоким месяцем не потому, что он убивает цветы и почки на деревьях, а, напротив, потому, что он чего-то не делает. Как трудно приходится тем, кто не цветет, когда вокруг все дышит новой жизнью и надеждой. – Давайте-ка без всяких задних мыслей, – сказал Оливье. – Он почти никогда не говорит такое, – заверил Габри Клару и взял одну креветку с блюда, которое пытался всучить ему Оливье, чтобы Габри предлагал угощение гостям. – Ведь Пасха – не христианский праздник? – спросил Оливье. – Христианский, – ответила Жанна. Эта маленькая невзрачная женщина каким-то образом сумела доминировать в комнате, где было немало сильных личностей. Она сидела в углу дивана, затиснутая между подлокотником и Мирной, и все глаза были устремлены на нее. – Но ранняя церковь не знала точно, когда был распят Христос, а потому выбрала дату, которая выпадала на день одного из языческих ритуалов. – Зачем им это понадобилось? – спросила Клара. – Ранней церкви, чтобы выжить, нужно было привлекать язычников. Время было опасное и хрупкое. Чтобы победить язычников, церковь приняла некоторые их праздники и ритуалы. – Церковные благовония сродни нашим травам для окуривания, – согласилась Мирна. – Когда мы поджигаем пучки сухих трав, чтобы очистить место. Она посмотрела на Клару, и та кивнула ей. Но это был утешающий ритуал, полный радости, он не имел ничего общего с размахиванием кадилом, угрюмым и смутно угрожающим. Мирна никогда не считала, что между двумя этими ритуалами есть что-то общее, и теперь подумала: что бы сказали священники, услышав такое сравнение? Или колдуньи. – Верно, – кивнула Жанна. – То же самое и с праздниками. Мы иногда называем Рождество йолем [69] . – Да, в некоторых рождественских сказках, – сказал Габри. – А еще есть йольское бревно, – вспомнил Оливье. – Йолем в древности называли праздник зимнего солнцеворота. Самая длинная ночь в году. Двадцать первого декабря. Это языческий праздник. И на эти же дни ранняя христианская церковь решила назначить Рождество. – Чтобы его праздновали несколько десятков ведьм? Да бросьте вы! – фыркнула Рут. – По-моему, вы хотите казаться важнее, чем на самом деле. – Категорически нет. Церковь долгие века не интересовалась нами, разве что в качестве топлива для костра, как вам известно. – Что значит это ваше «как вам известно»? – Вы много раз писали о старых верованиях. Эта тема присутствует в ваших стихах. – Вы приписываете им то, чего в них нет, Жанна д’Арк, – сказала Рут. Жанна процитировала, глядя в глаза Рут: Меня повесили за то, что я жила одна, за то, что я голубоглазая и загорелая, И да, еще за груди. Как только разговор о демонах заходит, все это пригождается. – Вы хотите сказать, что Рут – ведьма? – спросил Габри. Жанна оторвала взгляд от высохшей старухи, которая сидела выпрямившись, будто кол проглотила. – Викане верят, что большинство старых женщин – хранительницы мудрости, целительских знаний и всяких историй. – Рут практикует вискультизм. Это идет в счет? – спросил Габри, вызвав взрыв смеха. Улыбнулась даже Жанна. – В древние времена большинство людей были язычниками и отмечали праздники на старый манер. Йоль и Пасха. Весеннее равноденствие. Вы практикуете ритуалы? – спросила Жанна у Мирны. – Кое-какие. Мы празднуем солнцестояние и делаем окуривание. Это что-то вроде сборной солянки из языческих и индейских верований. – Это кошмар, – проворчала Рут. – Я была на двух таких. Кончилось тем, что от меня потом несло шалфейным дымом. Люди в аптеке решили, что я накурилась. – Иногда магия действует, – с улыбкой сказала Мирна Кларе. – Обед! – крикнул Питер из кухни. Они переместились в кухню, где Питер уже расставил тарелки и блюда с тушенкой и овощами. Клара и Бовуар зажгли свечи, расставленные по всей кухне, и, когда все уселись на свои места, ощущение было такое, что они находятся в планетарии, под темным небом с точками светящихся звезд. |