Онлайн книга «Любовь и другие иностранные слова»
|
– Ничего. – Это вы нарочно, чтобы меня позлить? Или что? Мне что-то сказать или сделать? – Да, – говорит Стью. – Нет, – говорю я. – А что тогда? – Ничего. – Ничего. Мы продолжаем улыбаться, прикусывая губу, и когда Софи наконец выходит из машины у школы, она прощается с нами словами: – С каждым днем вы ведете себя все страннее и страннее. Стью кивает на место рядом с собой, и я перешагиваю вперед. – Послушаем музыку? – предлагает он, и я отрицательно качаю головой. Нет, мне и так хорошо сидеть тут в тишине, полной возможностей. Мы еще вернемся к этим возможностям, когда я разберусь, что тут к чему. Разберусь же? Мы разберемся? Стью паркуется, и мы идем так же, как и ехали: молчим и улыбаемся, как придурки, и у меня начинает зарождаться новая мысль. По дороге на социолингвистику я пытаюсь не обращать на нее внимания и потом сажусь, достаю блокнот, нахожу нужную ручку, конспектирую и украдкой обмениваюсь со Стью быстрыми взглядами. И позже, когда мы идем с ним и Итаном в Фэйр-Граундс, я все еще пытаюсь прогнать эту мысль. Итан спрашивает нас, как прошли выходные и кто выиграл матч. Я пытаюсь прогнать ее, обедая в полной тишине со Стью: он с довольным видом уминает два бутерброда и доедает за меня бублик. Впервые за всю жизнь я хочу, чтобы он спросил: «О чем ты думаешь?». Я хочу, чтобы он резко прервал молчание и спросил, что у меня на уме, потому что на уме у меня вот что: Я не знаю, что сказать тебе сейчас. Но я хочу, чтобы ты сказал мне, что все будет хорошо. Стью бы так и сказал. Я знаю, что сказал бы, если бы я попросила. Но я помню папины наставления: Принуждать объект к желаемой реакции – значит утверждаться в своем предубеждении. Твои наблюдения теряют в таком случае всякий смысл. И внезапно я совсем уже не так уверена, что у нас со Стью все будет хорошо, и я не хочу, чтобы он честно уверял меня в этом. Молчание перестает быть вдумчивым и становится неловким. Понятия не имею, как его заполнить. Стью был прав. И Стефан тоже. Любовь – возможность того, что она существует между двумя людьми, и возможность того, что она будет длиться вечно, – меняет все. Я уже потеряла так одного друга. Я смотрю через стол на Стью, который как раз дожевывает мой бублик и спрашивает: – Ты ведь все равно не собиралась доедать? Я качаю головой. Еще одного друга я потерять не могу. Мы в тишине возвращаемся к машине, и я извиняюсь за свое молчание, чего никогда не делала раньше, и добавляю: «Думаю». А затем, как полный идиот, показываю ему на свою голову. Вот для чего я это делаю? – Ты же понимаешь, что однажды твоя голова взорвется? Тогда ты вытрешь мои мозги, отвечаю я, и – фух! – мы снова разговариваем, как обычно. Но на самом деле этого не происходит. Я только собиралась ответить Стью, но не стала: меня так одолевают мысли, что я не могу выжать из себя ни слова. И теперь, когда нужный ответ приходит, момент уже упущен. И мне очень жаль, что его не вернешь. Сегодня тренировка у Стью заканчивается поздно, поэтому я иду домой с Софи. Она целую милю ругает Джоша Брандстеттера последними словами и ни разу не повторяется. Подходя к дому, она меняет тему: – Но Денни Шивер вроде ничего такой, как считаешь? Не то чтобы общительный, ну и что. Разузнай, нравлюсь ли я ему. Я киваю: хорошо, что Софи есть на что отвлечься. И еще лучше, что она не заметила, что я совсем ее не слушаю. Я – Стью, 18:44 Мне нравятся наши обычные отношения. Стью – мне, 18:45 И мне. Но я имею в виду другое, и он об этом знает. Сегодня к ужину приходит Джофф. Теперь, когда до свадьбы остается всего пара недель, он приходит почти каждый вечер. А потом они с Кейт открывают прибывшие по почте подарки и вместе пишут благодарственные письма за столом в папином кабинете. Сегодня они тихо смеются над своей способностью восхищаться шестым набором подсвечников. – Впечатляет, – я заглядываю в комнату, чтобы взять себе горсть M&M’s из пиявочного кувшина. По лицу Джеффри я вижу, что конфетки эти для него как пещера с сокровищами для Али Бабы. – Угощайся, – предлагаю я. – Спасибо, – он зачерпывает горсть. У Кейт звонит телефон. – Работа, – извиняющимся тоном говорит она нам и выходит из комнаты. Я возвращаю кувшин на положенное место (рядом с полевым хирургическим набором времен Гражданской войны, с пилой для ампутации и перевязочным жгутом). Папа всегда плотно закрывает кувшин обветшалой кожаной крышкой. Ему бы какое-нибудь новое хобби себе найти. Я притворяюсь, что поправляю кувшин на полке, и пару раз кидаю украдкой взгляд на Джоффа: он самозабвенно жует конфеты и перечитывает их с Кейт письмо. Наконец я поворачиваюсь к нему лицом, чтобы сказать… не знаю… что-нибудь про свадьбу, наверное? Он подмигивает мне, и я говорю: – Знаешь, меня страшно бесит, когда ты так делаешь. – Так а зачем, по-твоему, я это делаю? – спрашивает он с торжествующей улыбкой, и я сдаюсь: закатываю глаза и сажусь в ближайшее кресло. – Помнишь, летом ты сказал, что знаешь, как сложно терять друзей, особенно когда их и так не очень много? – Да, прости за это. Я не имел в виду, что… – Я знаю, что ты имел в виду, – спешно прерываю его я. Слишком спешно. Я выдыхаю и говорю серьезно: – Я знаю, что ты имел в виду. – Джози, у тебя все в порядке? – Не то чтобы да. Мне кажется, скоро я потеряю еще одного друга, и список становится все короче. – Кого? Я качаю головой, и он правильно переводит это на свой язык: Я не хочу называть его имя. – Ну ладно, – отзывается Джофф. – Я могу чем-то помочь? – Не думаю, – говорю я, вставая. – Но спасибо за понимание. – Не за что. Я уже собираюсь выходить, но в дверях останавливаюсь: – Да, со спагетти тогда правда вышло случайно. И тогда – да, я должна была это предвидеть – он мне подмигивает. Не успела я и двух шагов сделать по ступеням, как приходит смс от Стью: Я у твоей двери. Выходи. – Заходи, – говорю я, открывая дверь. – Нет, – он протягивает мне телефон, чтобы я прочла свое последнее сообщение. – Скажи мне. – Я выхожу на крыльцо и закрываю за собой дверь. – Ты же уже решила что-то по поводу нас. Уже? – Стью, ты мой самый лучший в мире друг. И я не хочу этого лишиться. |