Книга Жасминовые сестры, страница 110 – Корина Боманн

За долю секунды у меня в голове пронесся целый вихрь мыслей. Я лишь надеялась, что Мадлен будет беречь мою дочь, если эти мужчины сейчас, ночью, увезут меня с собой.

— Дидье де Вальер — ваш супруг?

Я кивнула. Меня тошнило. Я всегда думала, что гестаповцы сразу же тащат в свою машину тех, кого хотят арестовать, но у этих мужчин явно были другие планы.

— Мадам де Вальер, мы должны сообщить вам о том, что ваш муж тяжело ранен в бою. Он жив, но сможет вернуться к вам, лишь когда немного окрепнет.

Дидье жив? Воздух резко вышел из моих легких. С одной стороны, я чувствовала облегчение оттого, что мужчины не зачитали мне приказ о депортации. С другой — я не могла поверить, что Дидье не погиб. Прошло уже три года с тех пор, как он пропал без вести. За это время даже Мадлен смирилась с мыслью о том, что его закопали где-то в безымянной могиле.

— Заходите, — сказала я мужчинам. — Я хотела бы узнать больше.

Они кивнули и проследовали вслед за мной через холл в кухню.

— В каком бою был ранен мой муж? — спросила я, после того как поставила чайник.

Мужчины, которые заняли место за длинным кухонным столом, обменялись быстрыми взглядами, а затем один из них сказал:

— Ваш муж вступил в Résistance. В Движение Сопротивления.

Я бессильно опустилась за кухонный стол. Значит, он живой и невредимый вернулся с войны и даже ничего нам не сообщил?

— Вы не знали об этом, мадам?

Я покачала головой:

— Нет, мы думали, что он погиб.

— Да, такое вполне могло случиться, — ответил один из мужчин и посмотрел на другого.

И тут я поняла, что Дидье хотел, чтобы его мать и я верили в то, что он погиб.

— Но ему повезло, что у нас есть секретный лазарет в подвале разбомбленной фабрики. Врач, который работает на нас, спас ему жизнь.

— Ну, как бы там ни было, наш врач считает, что Дидье можно забирать домой. В том состоянии, в котором он сейчас находится, он больше не может участвовать ни в каких акциях. Итак, в ближайшие дни мы привезем его сюда, чтобы вы могли взять на себя дальнейший уход за ним.

— Дальнейший уход? — удивилась я. — А что с ним случилось?

И опять мужчины обменялись многозначительными взглядами.

— При попытке разминировать побережье он потерял обе ноги.

— Боже мой!

Я вскочила, опрокинув при этом чайную чашку, содержимое которой вылилось на стол и на мой пеньюар.

— Просто чудо, что он вообще остался жив, — с горечью сказал один из мужчин. — Мы уж думали, что Дидье не выживет. Но теперь ему стало лучше. И, конечно, дома, в своей семье, он поправится быстрее, чем у нас.

Я в смятении закрыла глаза. Дидье потерял обе ноги. Это была катастрофа! Но я не должна заплакать или впасть в истерику перед этими людьми.

Я глубоко дышала до тех пор, пока мне не удалось сдержать панику. Затем я открыла глаза.

— Извините меня, — сказала я и снова поставила чашку на стол.

Ткань пеньюара пропиталась чаем. Я чувствовала неприятную влагу на левом бедре.

— Скажите, когда вы привезете его сюда?

Мужчины сочувственно посмотрели на меня.

— Через три дня. Может быть, через четыре. В настоящее время мы должны быть очень осторожными. У немцев везде есть глаза и уши. Мы не хотим подвергать вашего мужа еще большей опасности. Он уже достаточно пожертвовал для своей Родины.

Я кивнула и поблагодарила мужчин за то, что они приехали. Они молча выпили свой чай и ушли.

— Мы сделаем все, что возможно, чтобы помочь вам, если понадобится, — сказал один из них и вытащил лист бумаги из кармана. — Это адрес одного портного в Париже. Он наш связной. Если вы захотите нам что-нибудь сообщить, обратитесь к нему или напишите ему письмо такого содержания: «Заказ на три рулона льняного полотна». А мы посмотрим, что сможем сделать.

С этими словами он попрощался со мной. Вскоре черная машина выехала со двора. Я еще какое-то время постояла на улице, пока не почувствовала, что мои ноги онемели.

Я вернулась назад, в кухню, и опустилась на стул. Я боялась даже представить себе, как Мадлен и Мария воспримут эту новость. Особенно моя дочь, которая выплачет все глаза. Да, Дидье не был мертв, но он стал калекой. Он никогда больше не сможет играть с ней, никогда не пойдет с ней на прогулку. Я расплакалась, когда осознала, чем он пожертвовал.

На следующее утро я сообщила Мадлен эту новость. Она восприняла ее без малейшего волнения. Как и прежде, она молча смотрела в окно, словно мои слова можно было пропустить мимо ушей.

Мария же отреагировала так, как я и ожидала. Она горько плакала, и даже обещание, что ее папа скоро вернется, не могло ее утешить.

Через три дня большая черная машина снова подъехала к замку. Мужчины, которые привезли Дидье, были не очень похожи на санитаров.

Он не только потерял обе ноги до колен, взрывом повредило также часть его лица. Только его глаза, такие же, как у Лорена, по-прежнему были прекрасны.

Мужчины занесли Дидье в комнату, которую я приготовила для него, и оставили мне немного лекарств. Раны большей частью уже зажили, но у Дидье были ужасные фантомные боли в ногах, отчего он часто кричал по ночам.

Я, немного смущенная и растерянная, стояла перед ним.

— Ты должна развестись со мной, — внезапно сказал он с такой злостью, что я даже испугалась. — Как ты видишь, теперь я просто обрубок.

— Ты мой муж, и мы рады, что ты снова с нами.

— Глупости! — крикнул Дидье. — Никто в этом доме не радуется тому, что я снова здесь! Я буду колодой у тебя на ноге. Будет лучше, если ты снова сбежишь, как уже однажды сделала.

Эти слова ударили меня больнее, чем пощечина. Я удрученно смотрела на Дидье. В нем говорили горечь и отчаяние или же он на самом деле был обо мне такого мнения?

Я должна была что-то ему ответить, но увидела в его глазах только злобу. Что бы я ни сказала, его это не успокоит.

— Немного позже я приду снова, — произнесла я холодно, сохраняя самообладание. — Тебе нужно просто позвонить, если что-то понадобится.

С этими словами я повернулась и ушла. Несколько секунд спустя что-то громко ударилось о дверь и с дребезгом покатилось по полу.

Я вздрогнула и, трепеща всем телом, закрыла глаза. Мы с Дидье никогда не ссорились — а теперь он чем-то швырнул в меня! Слезы разочарования хлынули у меня из глаз. Неужели отныне всегда будет так? И с чего вдруг он стал упрекать меня в том, что я сбежала? Он ведь сам предложил мне свою помощь! Не следовало ему этого делать. Я, вне себя от гнева, уже хотела броситься в комнату и сказать ему в лицо то, что я об этом думала, однако в последний момент обуздала себя и убрала руку с ручки двери.