Книга Тайна Тюдоров, страница 35 – К. У. Гортнер

Она простерла в мою сторону крепкую трость с серебряным набалдашником и проревела:

– Ты! Подойди ближе.

Стараясь сохранять спокойный вид, я сделал несколько шагов к ней, на всякий случай встав так, чтобы избежать неожиданного удара по голове.

– Ваша светлость, – начал я, – боюсь, произошло недоразумение. Уверяю вас, я не догадываюсь, в чем моя вина.

Герцогиня взмахнула тростью, едва не задев мое лицо, и грубо расхохоталась:

– Смотрите-ка, он не догадывается. Ты слышал, Стоукс? Он не догадывается, в чем его вина.

– Я слышал, ваша светлость, – хихикнул Стоукс. – Актер из него, пожалуй, никудышный.

Герцогиня ударила тростью об пол:

– Довольно!

Она неуклюже повернулась ко мне. Я вздрогнул. Во время скитаний по Уайтхоллу в ночь, когда уехала Елизавета, мне попался на глаза портрет Генриха VIII. Король стоял, уверенно расставив ноги и уперев в бока унизанные кольцами руки. Сейчас, оказавшись лицом к лицу с его племянницей, я мог видеть, насколько разительным было сходство.

– Кто ты? – спросила она.

Я не отвел глаз, встретив ее исполненный злобы взгляд:

– Умоляю вашу светлость простить меня, но я ведь был вам представлен. Я Брендан Прескотт, оруженосец Роберта Дадли.

В следующий миг я задохнулся от боли. С проворством дикаря герцогиня нанесла мне точный удар тростью между ногами. Я согнулся пополам, в глазах побелело, жгучая боль мешала дышать. Еще один удар заставил меня рухнуть на колени, пульсирующая боль в паху разрывала тело изнутри.

Она грозно возвышалась надо мной:

– Вот так-то лучше. На колени, когда к тебе обращается Тюдор, дочь возлюбленной сестры Генриха Восьмого, вдовствующей королевы Франции. Во имя монаршей крови, что течет в моих жилах, ты окажешь мне уважение. – Она потыкала тростью в мои согнутые плечи. – Итак, кто ты?

Я поднял глаза на ее искаженное лицо. Ее поджатые губы напоминали ядовитый цветок.

– Держи его.

В дверь неловко протиснулся подручный Стоукса – здоровенный детина с плечами шириной со стену и ростом превосходивший меня вдвое. Он заломил мне руки за спину. Сопротивляться не было сил, я все еще с трудом держался на ногах после ударов герцогини.

– Может, сломаем ему пару ребер? – предложил Стоукс. – Обычно это развязывает язык.

– Нет, – произнесла герцогиня, не отрывая от меня взгляда. – Ему есть что терять, и Сесил, несомненно, заплатил ему достаточно за молчание. Мне не нужны его слова. У меня есть глаза, и я могу видеть. Иные вещи трудно подделать.

Она ткнула рукой в мою сторону:

– Раздень его.

Стоукс вручил ей факел и стащил с меня рубашку.

– Какая белая кожа, – промурлыкал он.

– Отойди-ка, – отпихнув Стоукса, герцогиня поднесла ко мне факел.

Я попытался уклониться, но детина удерживал меня за запястья, словно клещами. Ее глаза придирчиво обшаривали мою кожу.

– Ничего, – пробормотала она. – Никакого знака. Это не он. Так я и знала. Леди Дадли обманула меня. Эта сучка вынудила меня отказаться от права на престол просто так. Клянусь Богом, она за это заплатит. Как посмела она поставить этого пьянчугу, своего сынка, и мою тихоню-дочурку выше меня?

У меня кровь застыла в жилах.

– Может быть, стоит поискать получше, – не сдавался Стоукс.

– Разверни-ка его, – приказал он своему подручному.

Тот подчинился, и я, к своему ужасу, почувствовал, что мои штаны соскользнули, обнажив пятно на бедре. Все умолкли. Затем герцогиня прошипела:

– Стойте!

Она снова приблизила факел, и я едва не вскрикнул, когда пламя лизнуло кожу.

– Откуда у тебя это? – с запинкой произнесла она, явно не веря своим глазам.

Я колебался. Детина заломил мне руки сильнее, и резкая боль разлилась по плечам и груди.

– Ее светлость задала тебе вопрос, – пояснил Стоукс. – На твоем месте я бы ответил.

– Я… я родился с ним, – прошептал я.

– Родился с ним? – Она придвинулась так близко, что я мог различить под слоем пудры лопнувшие вены на ее носу. – Ты сказал, ты родился с ним?

Я беспомощно кивнул.

Она посмотрела мне в глаза:

– Не верю.

– Ваша светлость, но это выглядит как… – попытался вмешаться Стоукс.

– Нет, я уверена. Это не он. Этого не может быть.

Она вручила Стоуксу факел и схватила трость.

– Если хочешь сберечь красивую белую кожу, – обратилась она ко мне, сжимая серебряный набалдашник, – лучше говори мне правду. Кто ты и за что Сесил заплатил тебе?

Тошнота подкатывала к горлу. Я не знал, что ответить. Выложить ей всю правду, какая мне известна, или сделать вид, что я знаю что-то, чего на самом деле не знаю? Какой вариант сохранит мне жизнь?

– Я найденыш. Я… Меня вырастили в доме Дадли и привезли сюда, чтобы я служил лорду Роберту. Это все.

Мои слова звучали неправдоподобно: в собственном голосе я слышал страх и извиняющиеся интонации, как у пойманного на месте преступления. Надо думать, от герцогини это тоже не ускользнуло. Очевидно, я представлял для нее серьезную угрозу, раз уж она решила выследить и похитить меня. Если же мне не удастся спастись из этого кошмара, она найдет способ меня убить.

Как бы то ни было, слушала она внимательно.

– Найденыш? – переспросила она. – А скажи-ка, тебя ведь нашли в доме священника неподалеку от замка Дадли?

Не отводя глаз от герцогини, я кивнул. В горло как будто насыпали битого стекла.

– Тебе известно, кто оставил тебя там? А кто нашел тебя?

В голове раздавался глухой рев, как будто океан шумел у меня в мозгу. Я услышал свой голос словно издалека:

– Я не знаю… Мистрис Элис, знахарка и экономка в доме Дадли, нашла меня. И принесла к ним.

Что-то странное мелькнуло в ее глазах.

– Знахарка? – Ее взгляд, подобно стальному сверлу, с силой вгрызался в мои мышцы и сухожилия. – Невысокая женщина, хохотунья?

Я задрожал. Она знает. Знает мистрис Элис.

– Да, – выдохнул я.

Герцогиня резко дернулась назад.

– Нет, быть того не может… Ты… ты самозванец, науськанный Сесилом и подкупленный Дадли. – Ее слова лились кипящей лавиной. – Из-за тебя я вынуждена была отдать руку своей дочери их сынку-недоноску. Из-за тебя у меня отняли Богом данное право!

Она умолкла на секунду и продолжила с устрашающей решимостью:

– Но меня не так-то легко одурачить. Я камня на камне не оставлю от этого королевства, лишь бы не дать этой бабе и ее избалованному слюнтяю одолеть меня.