Книга Ее первая любовь, страница 20 – Дженнифер Эшли

Хэмиш снова схватился за волынку, которая в очередной раз пронзительно взвизгнула, и вынес ее из столовой. Трубки шлепали его по килту. Вместо него появился Махиндар с огромным блюдом, поверх которого была воткнута гигантская ложка. Сначала он остановился возле Джулианы, положил еду на ее тарелку, потом отошел на другой конец стола и обслужил Эллиота.

Они ужинали вдвоем. Дядюшка Макгрегор ясно дал понять, что предпочитает комфорт собственной комнаты, где можно прекрасно обойтись без всякой формальной чепухи. Эллиот с радостью с ним согласился. Ужин наедине с Джулианой был для него предпочтительнее.

От цыпленка с овощами, которого Махиндар поставил перед Эллиотом, поднимался ароматный парок. Сверху слуга накрыл блюдо плоским куском хлеба в форме слезы – нааном. Рядом с тарелкой Махиндар поставил фаянсовое блюдце, которое было наполнено чем-то по виду напоминавшему растительное масло, которое пахло как масло – «гхи».

Джулиана взяла в руки вилку. Отделила маленький кусочек цыпленка, подозрительно оглядела его и чуть-чуть откусила.

Эллиот наблюдал, как изменится ее лицо, когда она почувствует вкус пряностей. В первый раз он отнесся к пенджабской еде с такой же настороженностью, пока не испытал наслаждения и не понял, что она по-настоящему хороша.

Спрятав улыбку, он подцепил на вилку кусок цыпленка в гарам-масала, засунул в рот, а потом оторвал немного хлеба и окунул его в гхи.

На дальнем конце стола Джулиана воскликнула:

– Какая прелесть, Махиндар! Что это?

– Мы называем это тикка, хозяйка. Готовится из цыпленка со специями.

– А это? – Она показала на фаянсовое блюдце.

– Это гхи. Масло выпаривают, а жир снимают сверху, как пенку. Вы можете намазать его на хлеб.

Джулиана откусила еще кусочек тикка.

– Потрясающе! – Она промокнула губы. – Очень необычный вкус. – Взяла в руки кубок с водой и сделала крупный глоток. – И очень остро. Эллиот, ты не говорил, что предпочитаешь их кухню, – сказала она, слегка задохнувшись.

Эллиот пожал плечами, засовывая в рот очередной кусок.

– Повар Роны позволял стряпать только шотландскую еду у себя на кухне, к большому неудовольствию Махиндара. Я пообещал ему, что здесь он будет готовить все, что его душе угодно.

– Ну что ж, – Джулиана наконец отдышалась, – я с удовольствием попробую все, что вы подали, Махиндар.

Судя по всему, она не очень убедила Махиндара.

– Может, хозяйка предпочитает хаггис [4] ? – По выражению его лица было понятно, что он скорее умрет, чем займется приготовлением этой штуки. Но Махиндар всегда был рад услужить.

– Нет-нет, – быстро сказала Джулиана, – вот это очень вкусно.

– Сахиб, когда владел плантацией, был очень добр к нам. Он позволил мне угощать его разными пенджабскими блюдами и никогда не настаивал, чтобы ему готовили отварную баранину с зеленым горошком. Он так добр, мой сахиб. Добр всегда и ко всем.

Джулиана заметила, что Эллиот поднял голову от блюда и нахмурился. Но потом снова отправил в рот кусок тикка и несколько кусков хлеба в придачу. Он явно не жаловался на аппетит.

Она поняла, почему Махиндар так подчеркивал доброту Эллиота. Доброта к Махиндару, к его семье, доброта к Прити…

– Спасибо, Махиндар, – сказала Джулиана. – Этого пока достаточно.

Индиец перевел взгляд с нее на Эллиота.

– Но на кухне еще так много всего. Я могу принести.

– Не надо. Сделайте перерыв и пообедайте вместе с семьей. Когда мы закончим или если нам что-нибудь потребуется, я позвоню… в смысле мистер Макбрайд кликнет Хэмиша.

Махиндар снова посмотрел на Эллиота, ожидая подтверждения. Тот поднял глаза и коротко кивнул. Индиец покорно поставил поднос и тихо вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Джулиана поводила вилкой в красно-оранжевом соусе и попыталась решить, с какого боку подойти к вопросу.

Считалось, что леди могут столкнуться с ситуацией, когда их мужья заводят любовниц или даже приживают детей на стороне. В этом случае предполагалось, что жена не должна вмешиваться в амурные дела мужа и не имеет права обсуждать с ним эту тему, даже если незаконные дети жили и воспитывались у нее в доме.

Ее ситуация складывалась по-другому, возможно, потому, что любовница, о которой шла речь, давно умерла, их связь прекратилась задолго до того, как Эллиот вернулся домой, задолго до женитьбы. На самом деле из-за того, что женщина скончалась, Эллиот был, скорее, достоин жалости, а не осуждения. Однако леди должна смотреть на эти вещи сквозь пальцы. Она должна отвернуться и сделать вид, что ничего не замечает.

Но Джулиана была не из таких. Ей приходилось держать глаза широко открытыми, пока она росла рядом со своим добрым, но сухим и всегда таким респектабельным отцом и со своей, скорее, потакавшей своим желаниям, чем снисходительной, матерью.

– Моя мачеха, – начала Джулиана, но была вынуждена остановиться, чтобы прокашляться.

Эллиот поднял голову. Его черный сюртук и белая сорочка смотрелись элегантно, только лицо было загорелым от долгого пребывания на солнце, а руки – сбитыми и в ссадинах от работы.

Продолжая кашлять, Джулиана потянулась за кубком с водой.

– Надо сказать Махиндару, чтобы в следующий раз он не клал столько специй, – сказал Эллиот.

– Нет-нет, все прекрасно. – Она промокнула губы салфеткой. – Я уже говорила, что мачеха излишне прямой человек. Говорит что думает. Когда она приедет с визитом, ей захочется все узнать про Прити, всю ее историю. Что мне ей сказать?

Эллиот слегка удивился.

– Скажи все, что хочешь. Я ее не стыжусь.

– Да. Но, мой дорогой Эллиот, мне самой ничего не известно про нее.

Он нахмурился:

– Я ведь рассказывал тебе.

– Нет, – Джулиана затаила дыхание, – не рассказывал.

Его брови сошлись на переносице.

– Не рассказывал?

– Нет!

– Хм. – Эллиот взял графин с виски и отмерил себе в кубок внушительную порцию. Сделав огромный глоток, облизнул нижнюю губу. – Иногда я не могу вспомнить, что рассказывал, а что – нет.

– Понимаю. Тебе, наверное, больно говорить об этом.

Эллиот замер, кубок остановился на полпути ко рту.

– Не смей меня жалеть, Джулиана. Мне до смерти надоела жалость.

– Это не жалость. Это интерес. Мне страшно любопытно узнать ее историю.

Эллиот прикончил виски. Поставил кубок на стол, не выпуская его из руки.