Книга Белый легион: Террор не пройдет!, страница 30 – Илья Рясной

— Всем головы поотрубать. И им, и детям… Русский ишак должен знать, как жестока бывает наша плеть! — Ибрагим, самый горячий, махнул рукой, будто отсекая кому-то невидимому башку.

Порыв был похвален. Только депутат знал, что с таким же порывом в случае чего Ибрагим отыграет назад. Он готов резать врагов, детей врагов, жен. Но . только когда они не режут его.

Осторожный Салех поинтересовался:

— Против кого мы собираемся воевать?

— Пока враг не известен. Но мы найдем его, — убежденно произнес Сельмурзаев.

— Враг скрыт. Мы перед ним как на ладони, — скривился Салех. — Не напоминает что-то такая ситуация?

— Что она должна напоминать? — раздраженно спросил депутат. Салех со своим практицизмом раздражал его.

— Нашу борьбу с собаками на нашей земле. Мы вырываемся из засад, кусаем их и скрываемся, растворяясь в селах. И русский ничего не может сделать. Здесь все наоборот.

— Русский слаб, — снова подал голос Ибрагим. — Мы сильны!

— Ибрагим, ты пыл поумерь, — недовольно произнес Салех. — Не на митинге. Серьезный вопрос решаем.

Ибрагим насупился.

Султан не встревал в перепалку, предпочитая молча ждать продолжения. Он уже просчитал все варианты. И пришел к выводу, что при любом решении он поимеет свою выгоду. Поэтому был спокоен.

— Враг силен? — спросил Ренат.

— Не так страшен черт… — произнес внешне спокойно Сельмурзаев. Но внутри он был весь взведен, как пружина. С нервами совсем не в порядке. Он чувствовал, что готов взорваться, как бочка пороха. — Это бывшие сотрудники спецслужб, которым не живется спокойно на пенсии. Шавки. Что они могут? Только из-под лавки тявкать. Физически мы передавим их.

Депутат искренне был уверен в своих словах. Если бы его более глубоко просветили, что такое «Белый Легион», он поостерегся бы бросаться такими словами.

— Я бы не стал ввязываться в драку, не имея подробной оценки противника, — гнул свое Ренат, который вовсе не был заинтересован в конфронтации.

— Мы узнаем, — сквозь зубы процедил Сельмурзаев. — Я же сказал — узнаем!

— Или нас поубивают, — усмехнулся Ренат.

— Ты мужчина или трус?! — Предохранители в голове Сельмурзаева слетели. Он сорвался.

— Ты же знаешь ответ, — спокойно ответил Ренат.

— Мужчина! Вот и не голоси, как русская баба! — заорал депутат, — ярость требовала выхода. — Я хочу, чтобы они ответили! Все!

Ренат молча кивнул.

— Нужны люди. Султан, чем ты поможешь мне? Сколько солдат дашь?

— Скажешь — всех выведем!

«Всех? — усмехнулся про себя Сельмурзаев. — Выведешь. Только что потребуешь взамен»?

Благотворительность в их отношениях была не принята. И расплачиваться придется по полной программе.

— Ты, Ибрагим?

— Каждый придет! И умрет, если надо! Я сам буду резать! — Очи Ибрагима пылали праведным гневом.

— Всех пока не надо, — произнес глухо депутат. — Будем действовать по обстановке.

— По какой обстановке? — напрягся Султан.

— Искать. Находить. И убивать, — Сельмурзаев прищелкнул пальцами, и охранник поднес ему папку со стопкой цветных распечаток. — Вот один из них. Раздать самым доверенным людям. Пусть узнают о нем все, что могут. Где-то он должен был наследить.

Он раздал портреты Ратоборца всем присутствующим. Они найдут его. Обязательно найдут.

«У нас достаточно сил в этом проклятом городе, — убеждал себя депутат. — Мы стянули его цепями. И русские ходят на поводке!»

На миг в его душе всколыхнулась гордость за свой небольшой, но гордый и сильный народ. Россия — огромный, анемичный, исхудавший слон… А чеченская диаспора — это спрут, который протянул щупальца всюду в ее равнинные города. Горец всегда победит. Потому что за ним стоит род, а за равнинными овцами — только слабое государство, не способное никого защитить. Русский ничтожен. Он думает лишь о том, чтобы урвать свой кусок и утащить в нору. Так ведут себя мыши, но не орлы. Горец же мыслит интересами семьи, рода, клана. Добыл золото — принеси в свой тейп!

Русский и чеченец. Разве можно сравнивать?! Чеченец всегда будет на коне, а русский — убирать за этим конем навоз! Горец — хозяин. Русский — раб! И Сельмурзаев с каждым годом все укреплялся в этом всосанном с молоком матери убеждении. Русский веками пахал землю. Растил хлеб. Ковал железо. А горец приходил и брал все, что ему нужно. Угонял его скот, забирал его детей в рабство. Прошедшие века закалили ичкерийских воинов. Ружье и кинжал стали им матерью и отцом. Русский же все это время утешал себя сопливыми рассуждениями о морали, а его писатели исписывали целые тома о слезе ребенка.

Любимой темой в интервью, щедро раздаваемых Сельмурзаевым, было создание демократического правового государства. Он действительно восхищался демократическими переменами. Потому что знал — в таком государстве, при либеральной власти, источившей некогда мощный стальной каркас Российской Империи, бороться с жесткой родоплеменной ичкерийской структурой невозможно. Уже сегодня горец если и не правит в столице ненавистного государства, то во всяком случае владеет большей частью этого города. И здесь его боятся. Русская скотина работает на чеченца — бухгалтером в банке, шлюхой в офисе, вышибалой в банде… То ли еще будет…

И тех негодяев, которые бросили вызов диаспоре, ждет страшная судьба. «Найдем… Найдем и отрежем все, что торчит», — как заклинание повторял про себя Сельмурзаев. Но против его воли душу царапали сомнения.

— И осторожнее, — напоследок сказал своим братьям депутат.

Когда гости разошлись, у него на душе стало совсем слякотно. Ярость ушла. Зато ощущение, что он совершает ошибку, стало расти, как снежный ком.

Зазвонил один из его сотовых телефонов. Сельмурзаев нажал на кнопку и услышал вкрадчивый голос. Легок на помине.

— Усман Бисланович. Это Феликс. Есть кое-что новое. Мы можем встретиться через полтора часа на прежнем же месте?

— Не лучше ли выбрать местечко поприятнее, — недовольно произнес депутат. — У меня на примете пара неплохих ресторанов…

— Ну зачем же? — укоризненно произнес собеседник. — Здоровье уже не позволяет предаваться чревоугодию. Требуются прогулки, свежий воздух, знаете ли.

— Знаю.

— Будете?

— Буду.

— Тогда я жду.

На этот раз Сельмурзаев нашел место куда быстрее. На плакате, под которым назначена встреча, рекламу «Мальборо» успели заменить на призыв голосовать за какую-то карликовую политическую партию — близились выборы.

Феликс был одет в то же самое сиротское пальто, безобразную кепку. Только щетина на его щеках стала еще гуще. И в руке была не банка, а бутылка пива. Они устроились на той же лавочке. Контингент вокруг — как в прошлый раз. Мусорное местечко гигантского города, где обитают человеческие отбросы.