Книга Большая стрелка, страница 31 – Илья Рясной

Ядро шайки лихорадило от пока еще скрытых в глубине, но готовых прорваться наверх и рвануть в полную силу конфликтов. Блин становился все более неуправляемым и поговаривал сначала втихаря, а потом все более громко о том, что отколется с корешами от Хоши и создаст свою бригаду, при этом, конечно, прибрав часть общего бизнеса — по справедливости. Он вел себя все наглее, после бутылки с ним вообще сладу не было.

Каратист Брюс и Башня уходили в такие загулы, от которых дрожал весь Ахтумск. Разнести кабак, потом снять на улице шлюху, избить и ее, и сутенера вместо оплаты — это у них вошло в привычку. Хошу это не волновало, а кроме Хоши, слушать они никого не желали.

Сам Хоша, становившийся все более жадным до денег, хотел иметь все.

— Не надо разевать слишком широко пасть. Челюсть заклинит, — говорил Художник. — Нельзя брать у человека все. Человек должен считать, что с ним поступили по справедливости.

— Справедливость — что за слово такое, Художник? — удивлялся Хоша. — Это вредный предрассудок, справедливость твоя. Вон, смотри, гурьевские. На спекулянта наехали, он на них фирму переписал, а там сотня тысяч зеленых. Сотня!

— Гурьевские — ишаки, — Художник терпеливо гнул свою линию. — Такие долго не живут…

Действительно, через две недели половину гурьевской братвы повязал РУОП — захватил и общак, и полученные откатом от автосалона «Вольво» машины, даже цепи золотые сорвали, так что бригада представляла из себя печальное зрелище. А через полгода гурьевского предводителя Тормоза грохнули в подворотне картечью из крупнокалиберного обреза — саданули в живот с двух стволов, так что одни ноги и плечи с головой остались.

Художник в который раз оказался прав, и это не нравилось Хоше. Ему не нравилось, что шли разговоры — если с руднянскими дело иметь, то только с Художником, а не с Хошей — тот заносчивый, жадный и трепливый. А Художник своему слову хозяин.

После новогодних, на 1995 год, праздников между компаньонами пробежала очередная черная кошка. Схлестнулись из-за ТОО «Пинта». Один деловой грузин открыл два магазинчика в городе. Руднянские решили на него наехать по классической рэкетирской схеме — вам не нужна защита? Развели Гурама по полной программе. Небольшой поджог магазина. Небольшое несчастье с автомобилем. Телефонные звонки в три часа ночи и молчание в трубке. Задергали грузина до того, что тот отлечился в клинике неврозов, а потом пошел на поклон к Художнику. Как раз один из местных коммерсантов (по наводке самого Художника) по секрету сообщил, что есть тут ушлые ребята, которые берут недорого, но за ними — как за каменной стеной.

— У нас места такие стремные, — сказал Художник, встретившись с грузином. — Как ты без друзей сюда полез?

— Я Гиви Сухумского знаю. Вор в законе такой. Уважаемый человек. Пусть придут, спросят меня, так нет — машину жгут.

— Сухумского?

— Гиви Сухумский.

— А здесь Ахтумск. Здесь другие орлы высоко летают. И Гиви тут… — Художник усмехнулся.

— Я понял. Сколько?

Художник назвал сумму. Сумму достаточно приличную, но при оборотах магазина не особенно обременительную.

— Что это за деньги? — пожал плечами Хоша, в очередной раз получая долю от прибыли. — За пацанов держит нас чернозадый этот. Деньги экскаватором гребет, а нам — возьмите кукиш с маслом.

— Брось, Хоша. Это нормально, — урезонивал его Художник.

— Ничего не нормально… Мне машину менять надо. Ворам в общак платить надо. Всем надо. А кто что дает? Черный этот дает? Ни хрена он не дает…

— Не прибедняйся. И грузин наших финансовых проблем не решит.

— Да, — поддержал Художника дядя Леша. — Грузин — мужик нервный. Еще глупостей наделает. А так — платит и платит. На хлебушек с маслицем нам хватает.

— Что за шелест у меня в ушах? — вперился Хоша глазами в помощников. — Не напрягайте меня. Не надо, — в его тоне звучала неприкрытая угроза.

— Не буду, — благодушно улыбнулся Художник.

— Не надо, — снова повторил главарь. — Батон и Труп с их уродами без дела. Знай только, с блядей своих бабки стригут. Пусть поработают.

Батон и Труп — год назад принятые в команду по рекомендации Брюса здоровенные быки — неплохо зарекомендовали себя полной отвязанностью. Они прикрывали интимные фирмы и точку на вещевом рынке.

Когда главарь ушел, дядя Леша хлебнул из горла виски — пил в последнее время только его, хотя благодаря усилиям нарколога был выведен из запоев и поэтому выглядеть стал куда лучше.

— Ох, Хоша, — покачал он головой. — Все хочет иметь, ничего не делая.

— Хочет, — кивнул Художник.

— Глупо.

Художник ничего не ответил, только внимательно посмотрел на дядю Лешу, тот не отвел глаза.

Между тем Батон и Труп заявились к грузину в офис ТОО «Пинта» со своим бухгалтером — старичком-одуванчиком, бывшим старшим ревизором облторга.

— Что это? — удивился грузин, глядя на явление своей крыши.

— Проверка финансовой деятельности, — хмыкнул Труп.

— Не договаривались так, — начал искренне возмущаться бизнесмен.

— Гурам, ребята просто посмотрят, — сказал Хоша, которому грузин прозвонил по телефону. — Мы же кореша не разлей вода. Неужели откажешь?

Грузин не отказал. Бухгалтер копался два дня в бумагах. После этого Труп заявился к Хоше и сказал:

— Вот заключение. Если по совести проценты вычислять, грузин должен нам двадцать восемь тысяч в зелени.

Хоша облизнул губы, услышав цифру, и сказал Трупу:

— Ну так заберите у него башли!

— С процентами?

— Нет. По другому сделаем… — Хоша позвонил грузину. — Гурам, тут ребята придут к тебе. Ты их знаешь, они с бухгалтером приходили. Доверяй им. Хоть горячие немного, но не подлые. Договаривайся с ними.

— Дорогой, надо встретиться! — в отчаянии воскликнул грузин.

— Нет, не надо. Занятый я слишком.

А Труп с вышибалами опять отправился в офис «Пинты». И представил опешившему грузину длинноволосого, хилого, с мордой, похожей на лисью, парня.

— Во, его Грузчик кличут, — Труп похлопал парня по плечу. — Будет заместителем у тебя работать.

— Что?! — не поверил своим ушам грузин.

— Надо, чтобы наши люди пристроены были. Хоша велел. Чтобы стаж на пенсию шел, — загыкал Брюс, искренне считая, что сказал что-то умное.

— Но…

— Трудовая книжка, — протянул Грузчик мятую серую книженцию.

— А насчет бабок, тех двадцати восьми тысяч зелени, ты не забудь, — порекомендовал Труп.

— Слушай, у нас так дела не делаются, — обиделся грузин, вполне созревший для нового посещения клиники неврозов.