Книга Большая стрелка, страница 69 – Илья Рясной

— Знаю, — успокоил его Влад. И направился к выходу из парка.

После разбора с Тимохой дела у Художника неожиданно покатились под крутой откос, притом с каждым днем набирая скорость.

Продумывая разбор с Тимохой и Гариком, он считал, что планы врагов ему ясны. Они хотят завалить его. После этого поставить руднянских перед фактом, что их главарь в могиле, поскольку по понятиям он натуральная сука и место ему в могиле. Без Художника в банде начнется раздрай, и о ней можно позабыть. После этого они заявляются к Гринбергу и берут под контроль «Эльбрус». Но планы у них были другие. Они просто списали и руднянских, и Гринберга со счетов.

Когда Художник мило беседовал о тонкостях уркаганского судопроизводства со своими врагами, Гринберг находился в гостях у своей любовницы — двухметровой дылды, манекенщицы «Городского агентства высокой моды». Киллер поднялся по пожарной лестнице и из пистолета с глушителем расстрелял обоих.

В бар «Пароход», где тусовались руднянские, залетели двое в масках и открыли огонь из короткоствольных автоматов. Положили сразу четверых быков и бармена. В квартиру директора рынка, который был под Рудней, бросили гранату, но тот находился в ванной и не пострадал. Еще трех человек расстреляли в разных местах.

Война была спланирована на уничтожение, и маховик закрутился только сильнее после смерти лидеров. Работали пришлые бригады из Москвы. В области тут же встала на дыбы вся милиция. По Центральному телевидению каждая программа отметилась репортажами о беспрецедентной эскалации насилия в Ахтумске. Новости шли сразу после сообщений с чеченских фронтов.

Оборот нарисовался — хуже некуда. За руднянскими теперь охотилась и милиция, поскольку по оперданным именно они устроили бойню в Корнаково. Гонялись и московские киллеры. Было решено на время разбежаться. Шайтан уехал к своим товарищам-ветеранам в Тамбовскую область. Художник с Арменом и дядей Лешей отсиживались за городом в деревенской избе. Три дня они сидели, смотрели телевизор и ждали неизвестно чего. На четвертый послышался рев моторов, в деревню въехали машины, из них на ходу сыпались бойцы в комбезах и бронежилетах с эмблемами «СОБР», растягиваясь в цепочку и охватывая дом. Дядю Лешу, который отправился в магазин за водкой, уложили на землю.

Штурмовать дом оперативники не стали. Они отлично знали, что в доме находятся Армен и Художник. Вышел зам-начальника РУБОПа и крикнул в громкоговоритель:

— Художник, выходите с поднятыми руками. И остаетесь живым. Понятно?

— Понятно, — крикнул Художник, думая, как ему отбрехаться от оружия, которое лежало в доме и которое наверняка найдут.

Они вышли с поднятыми руками. Их бросили в машину. Потом был ахтумский сизо номер два. Два месяца на нарах — не особо обременительных, поскольку в камере все знали, кто такой Художник. Да и далеко не всю команду отправили на нары, так что недостатка в передачках и деньгах не было.

— Мне надо только выйти на волю, — сказал Художник адвокату, который вытащил в свое время Хошу, бывшему судье по кличке Параграф. — Хоть под залог. Хоть под подписку. Слишком много дел на воле. Чересчур много.

— На воле тяжко, — вздохнул адвокат. — На «Эльбрусе» ревизия. Копаются во всем. Две фирмы, которые под тобой лежали, прикрыли.

— Что еще делается?

— Кто-то из твоих дал раскладку милиции. Полную раскладку.

— Ну, не совсем и полную, — отрицательно покачал головой Художник.

Из руднянских взяли одиннадцать человек. Предъявили им разные статьи — от хулиганства до вымогательства. Припомнили и выбивание долгов с фирм, и пару разбоев, да еще кое-что. Пару бригадиров повязали, однако они пока молчали о роли Художника и его ближайших помощников. Годами нажитый авторитет, связи, деньги — все рушилось.

В процессе следствия выплыли три заказных убийства, которые совершили руднянские. И тут сказалась разумная организация, когда в команде каждый знал минимум и главари по возможности не контактировали с шестерками сами. Пока что менты не добрались до Бровинских болот. Они не представляли, что там найдут, если осушить их часть.

Аресты продолжались. Вскоре число томящихся в неволе руднянских перевалило за два десятка. Художнику вменяли только хранение оружие, да и то обвинение было под вопросом. Как всегда милиция встала перед проблемой — как привязать к подозреваемому найденное оружие. Он твердил: «Не мое, а хозяина дома. Его и доставайте дурацкими вопросами, чье это оружие».

Так или иначе, через два месяца следователь вызвал его в кабинет и под подпись предъявил постановление об изменении меры пресечения.

— Ваш защитник ходатайствовал о залоге. Залог внесен. Подпишись здесь.

Художник расписался.

— Ненадолго выходишь, — сказал напоследок следователь. — Тебе еще не одна статья светит.

— Вы меня с кем-то путаете. Я бизнесмен. Все воровские дела остались в детстве, товарищ следователь, — буравил его глазами Художник, пытаясь представить, какая морда была бы у него там, на Бровинских болотах, когда нож надавливает на горло. Но знал, что этого не будет. С милицией Художник предпочитал не связываться без крайней необходимости. Если бандит прет на мента, тогда мент действует по беспределу. Выгоднее, когда взаимоотношения полицейский — вор складываются по принципу: доказали — сидишь. Нет — выпустят.

Выйдя из ворот, Художник улыбнулся солнцу, вздохнул полной грудью и в очередной раз понял, что в жизни полно прекрасных мелочей.

Встречал его Армен, которого выпустили еще полтора месяца назад и в отношении которого дело успели прикрыть.

— Хорошо на воле? — спросил он.

— Неплохо…

Они поехали на квартиру. Там их ждал давно вернувшийся в город Шайтан.

Пришло время считать потери. Потрепали руднянских очень ощутимо. Слишком многие томятся в тюрьме. Слишком многих поубивали. На точки, где они хозяйствовали, приходили другие люди. Это физический закон — природа не терпит пустоты. Самые крутые схлестываются, уничтожают друг друга, и на их место приходят менее грозные, но набирающие силу, чтобы в свою очередь уничтожить друг друга.

— Никогда в России не будет мафии настоящей, — сказал Художник. — Братаны большую часть сил тратят на взаимоуничтожение. И нет такого, который бы взлетел выше всех и его за это по молчаливому согласию не хлопнули.

— Твоя правда, — согласился Шайтан.

Четыре дня Художник жил смирно и незаметно. Он прекрасно знал, что могут его пасти милицейские ищейки, что телефоны поставили на прослушивание. Кроме того, он-отлично представлял, сколько народу хотят его смерти.

Бугай — новый положенец, пришедший на смену убиенному, согласился, что его предшественник действовал не по правилам, и оставил Художника в покое. Но оставшиеся в живых пособники Тимохи все еще жаждали крови. Не говоря уж о соратниках Гарика Краснодарского. Впрочем, в группировке, ходившей под Гариком, начался внутренний раздрай, им временно тоже было ни до чего.