Онлайн книга «Наше дело - табак»
|
— Он взял заложницу!.. Одну из тех двух девушек! — Как? — Видно, чем-то вдавил ей в бок. Кажется, пистолетом… Вторая на земле сидит — у нее замкнуло… Ушаков несколько секунд молчал. Все повторялось. Опять Пробитый уходит. Опять у него заложник. — Куда он направляется? — К оврагу. Но по лесу он не уйдет. — У него там может быть машина. — Мы не пустим его далеко… — Он будет уходить, прикрываясь заложницей до того момента, пока не поймет, что сбросил нас с «хвоста»… — Ждем приказа, — сказал Третий. Начальник уголовного розыска до боли сжал в руке свою «Моторолу». Вон он, момент истины. Приказ. Это не просто отмашка на то, чтобы подчиненные тебе люди кинулись вперед, может, на пули, на смерть. Это еще и умение взять на себя ответственность. И отвечать по полному, если что-то пойдет не так. Ушаков не боялся никогда брать ответственность. Он всегда дорожил не креслом, а работой, проклинаемой, любимой, которая для него была как воздух. И сейчас работа эта состояла в том, чтобы принять решение. Именно для этого он и был нужен здесь. — Ноль-восемь, — назвал начальник уголовного розыска позывной «тяжелых» — собровцев. — Рассредртачивайтесь. Не таитесь — он все понял. Снайперы — на линию огня… О готовности доложить. Медленно катящий по дороге «рафик» остановился посреди улицы, ведущей из поселка. С одной стороны ее ограничивал длинный сетчатый забор, с другой — овраг со свалкой. Из «рафика» посыпались, тяжело бухая по асфальту десантными ботинками, «тяжелые». Они разлетались по заранее присмотренным позициям. Два снайпера заняли, как учили, места, вышли на выстрел. До Пробитого с заложником им было метров сто пятьдесят. — Цель взята, — последовали доклады снайперов. — При подходящем положении объекта — огонь на поражение, — приказал Ушаков. Положил на сиденье рядом с собой рацию. И прикрыл устало глаза. Сердце не вовремя защемило. Все сказано. А дальше как кривая вывезет… Пробитый понял, что его взяли на прицел. И что пистолет, приставленный к боку жертвы, не такая надежная защита. Тяжелая пуля снайперской винтовки выбивает дух из человека так, что тот не успевает нажать на спусковой крючок. Рука нырнула за пояс, нащупала прицепленную к поясу гранату «Ф-1». Сейчас он выкинет вперед руку, кольцо останется на поясе, а гранату от взрыва будут удерживать только его сжатые на взрывателе пальцы. Тогда пуля снайпера выбьет из него жизнь и вместе с тем разожмет руку. И два трупа заложников обеспечены — осколки снесут и толстушку, и ее подругу, сидящую в оторопи на корточках… Снайпер, приняв приказ руководителя операции, высматривал в оптический прицел фигуру Пробитого и заложницу. В голове щелкала электронная машина, которая просчитывала все — движения объекта и заложника, боковой ветер, расстояние. Палец готов был заскользить по спусковому крючку. Хлопок будет не слишком громким — слабее, чем тот, с которым вылетает пробка от шампанского. «Винторез» — винтовка для бесшумной и беспламенной стрельбы — отлично зарекомендовавший себя инструмент спецопераций. Снайпер не стреляет по команде «пли!» Приказ на поражение означает, что он должен выстрелить, когда посчитает позицию беспроигрышной. Движение Пробитого, потянувшегося рукой куда-то за пояс, открыло его для снайпера. Палец на спусковом крючке расслабился. И начал плавное движение… Хлопок действительно был негромким… Пробитого откинуло от удара тяжелой девятимиллиметровой пулей. Он упал на землю. Толстушка, взвыв, как сирена «Скорой помощи», бросилась прочь — прямо в объятия мчащихся вперед собровцев, которых, судя по обалдевшему выражению на ее лице, она приняла за каких-то чертей. Пробитый, зарычав, попытался приподняться. Рука его снова потянулась к гранате за поясом. Движения ему давались тяжело, но он упрямо хотел дотянуться до нее. Рвануть бы ее, когда эти гады подойдут ближе!.. Он видел сквозь пелену, как они двигались к нему-стремительно, неотвратимо. По ушам бил казавшийся громом топот их тяжелых башмаков. Он почти дотянулся. Рука уже нащупала «эфку». Рванет — и тогда мало не покажется! Тяжелый десантный ботинок врезал ему по руке. Наступили на другую руку. Потом Пробитому завели руки за спину. Бойцы СОБРа обыскали его. Осторожно извлекли гранату из-за пояса. Выкрутили запал. Только после этого невысокий, с обветренным лицом собровец перевел облегченно дух: — А ведь он не успел самую малость… Когда подъехал Ушаков, Пробитого уже перевязывали. — Сейчас, — сказал собровец, заканчивая перевязку. Пробитый лежал на брезенте, постеленном на асфальт. Воздух с хрипом вырывался из его легких. По лицу было видно, что он уходит вдаль, но усилием воли еще держится на поверхности, не давая сознанию рухнуть в пучину. Ушаков опустился на колено рядом с ним. — Все же достал меня, — прохрипел Пробитый, мутно глядя на начальника уголовного розыска. — Иначе не могло быть, — произнес Ушаков. — Плохо… Мне кранты. Амба… — Может, выкарабкаешься. — Чую… Не хочу… Как-то плохо все… Плохо, да.. Я умираю, да… Плохо все… — Кто тебе заказал Глушака? — А пошел ты… — Кто заказал Глушака? Кто заказал Сороку? Кто?! — Пшел нахер, ублюдок… — Ты сейчас сдохнешь, а он будет радоваться, что ты вовремя скончался и теперь на него показать некому, — усмехнулся начальник уголовного розыска. — Он же на радостях стол в кабаке закажет. И будет водку глушить за то, что ты вовремя сдох, Пробитый! Ты хоть об этом подумай… — Уйди… — Давай говори… Пробитый помолчал, прикрыл глаза. И когда Ушаков уже решил, что тот потерял сознание, бандит открыл глаза. — Ладно… — Он закашлялся, закатил глаза, и Ушаков побоялся, что он сейчас все-таки выключится. Но Пробитый заскрипел зубами, взор его просветлел. Почти нормальным голосом киллер произнес: — А ты прав… Срывающимся голосом, вставляя с натугой слова между хрипом и кашлем, он выложил все. Желание рассчитаться удерживало его на этой земле. Он закончил рассказ и прошептал: — Все. Это отняло у него остаток сил. Он закрыл глаза. Дернулся. Тело обмякло. — Не выживет, — со знанием дела сказал собровец. — И хрен с ним… Тут подошел оперативник из службы наружного наблюдения — тот самый Третий — и сообщил: |