Книга Вагина. Новая история женской сексуальности, страница 38 – Наоми Вульф

вались одинаково. Пояс верности накрепко запирал женские наружные половые органы, принуждая женщин быть сексуально пассивными, или «тихими», и таким же образом было сконструировано устройство «уздечка для сварливых женщин», которое делалось из железа и замыкалось вокруг головы слишком разговорчивой или любящей поспорить женщины, затыкая ей рот [20].

Шекспир, непревзойденный новатор в области языка, придумал множество сленговых названий для вагины — от «черноты» в «Отелло» до «лодки» в «Короле Лире». Доктор Риз рассматривает все упоминаемые у Шекспира вагины. Она приводит цитату из «Тита Андроника»: «ненавистная, темная, пьющая кровь яма». В этой пьесе героиня, Лавиния, изнасилована, и ее насильники вырезали у нее язык. Доктор Риз утверждает, что тут образы губ и половых губ сталкиваются: и рот, и вагина Лавинии были подвергнуты насилию, чтобы подчинить их и заставить замолчать [21].

Концепция женского тела как карты местности, где вагина — либо серная яма в этом пейзаже, либо воплощение буколической весны, получила распространение в риторике эпохи Возрождения. Для знакомства с более приятной версией образа вагины можно обратиться к эротической поэме Шекспира «Венера и Адонис», где Венера предлагает себя Адонису:

Я — сад земной, во мне всего найдешь:

Мошок зеленый, хрусткий белый ягель,

Холмов и чащ моих прекрасна дрожь!

Олень, твой след здесь не сыскать собаке,

Войди в мой бурелом, как в родный дом,

И даже майской бури смолкнет гром! [11] [22]

В «Короле Лире» доктор Риз интерпретирует сопротивление Корделии воле своего отца в контексте того, что слово «ничего» в елизаветинскую эпоху использовалось как сленговое для обозначения вагины. Теория доктора Риз заключается в том, что у Шекспира вагина часто становилась предметом каламбура и служила метафорой для обозначения «отличия» женственности, разнузданной природы женской сексуальности и «больной» и «грязной» природы как женского тела, так и женской речи, как это понималось в то время.

Корделия: Ничего, государь.

Лир: Ничего?

Корделия: Ничего.

Лир: Из ничего не выйдет ничего. Скажи еще раз.

Корделия: Я так несчастна. То, что в сердце есть, до губ нейдет. Люблю я вашу милость, как долг велит: не больше и не меньше [12] [23].

«Вагина, — пишет доктор Риз, — является символом хаоса, импотенции, “неспособности” (can’t — что в центральных графствах произносилось аналогично слову “влагалище” (cunt)), которая зияет в сердцевине пьесы. Ничто вынуждено принимать форму чего-то по настоянию Лира: “Из ничего не выйдет ничего”». Но что сохраняет интригу в пьесе, так это тот факт, что что-то все же может выйти из ничего: если вагина — это шифр, отсутствие, то что если она все же произведет ребенка?.. Когда Шут говорит Лиру, что «теперь ты вроде нуля без цифры», 0 может быть прочитан как символическое наименование вагины и означать усиливающееся чувство импотенции, которое испытывает Лир [24]. «Импотенция Лира, — пишет Риз, — становится причиной проклятия детородных органов одной из двух его дочерей».

Бесплодием ей чрево порази!

Производительность ты иссуши в ней.

Пусть из бесчестной плоти не выходит

Честь материнства!

В этом монологе вагина и ад становятся одним и тем же местом: «Внизу — один лишь черт./Там — ад, там мрак… воняет».

Вот дама скалит зубы:

Лицо о снеге между вил пророчит;

Качает головой, едва услышит Про наслажденье речь, — Но ни хорек, ни конь с кормов подножных Не бешеней в любви.

Что ниже пояса у них — Кентавр,

Хоть сверху женщины.

До пояса они — созданья Божьи,

Внизу — один лишь черт.

Там — ад, там мрак и серная там бездна.

Жжет, палит, воняет, пожирает! Фи, фи, фи, фуах!

Добрый аптекарь, дай мне унцию мускуса прочистить воображенье [25].

Особое свойство вагины служить объектом притяжения для одних людей и вызывать боязнь у других возникло именно в этот исторический период. В это время на Западе она стала служить символом как рая, так и ада или вообще «ничего» — предполагаемого женского экзистенциального отсутствия.

В «Короле Лире» тропы, используемые для обозначения вагины, показывают, что в елизаветинский период взгляд на вагину, подразумевающий, согласно христианской концепции Павла, безобразность и дьявольскую сущность женских половых органов и женской сексуальности в целом, нашел очень яркое отражение в культуре. Но в то же время произведения других лириков показывают, что существовало и другое, более классическое течение, которое отождествляло этот орган с пасторальным восторгом и природным обаянием. «Символическая власть вагины имеет фундаментальное значение для понимания не только произведений Шекспира, но и всего Ренессанса в более широком смысле», — пишет доктор Риз. Во времена Шекспира упоминание влагалища считалось непристойным, что вынуждало драматургов того времени использовать каламбуры и намеки. В этом каламбурном отрывке из диалога Гамлета и Офелии (акт 3, сцена 2) подтекстом является вагина Офелии. Доктор Риз отмечает, что «в елизаветинском английском языке» слово «колени» могло означать как колени в современном понимании, так и влагалище. И, как вы помните, слово «ничего» в то время также означало «вагина».

Гамлет: Сударыня, могу я прилечь к вам на колени?

(Ложится к ногам Офелии.)

Офелия: Нет, мой принц.

Гамлет: Я хочу сказать: положить голову к вам на колени?

Офелия: Да, мой принц.

Гамлет: Вы думаете, у меня были грубые мысли?

Офелия: Я ничего не думаю, мой принц.

Гамлет: Прекрасная мысль — лежать между девичьих ног.

Офелия: Что, мой принц?

Гамлет: Ничего.

Офелия: Вам весело, мой принц?

Гамлет: Кому? Мне?

Офелия: Да, мой принц [26].

«Грубые мысли» для аудитории того времени означало «сексуальные», то есть «животные». Когда Гамлет спрашивает Офелию о том, что она думает, и она отвечает «Ничего», это означает, что она на самом деле не думает ни о чем, что она интеллектуально пассивна или нейтральна, но Гамлет на это отвечает, что характерно: «Прекрасная мысль — лежать между девичьих ног». Наружные половые органы — «ничего» — привлекательны сами по себе, но не менее привлекательно и то, что в голове у женщины нет никаких мыслей, а у ее половых органов нет опыта, или, иначе выражаясь, нет мудрости. Когда Офелия спрашивает в ответ «Что, мой принц?», это означает вопрос: каково это — лежать между девичьих ног? Каково это — быть сексуальной женщиной? И когда Гамлет отвечает «Ничего», этим он как бы говорит, что вагина — невинная, неопытная, нетронутая вагина — это и есть то, что должно находиться между ног у девственницы. Шекспир блестяще умел создавать двойные зеркальные параллели между женским мозгом и вагиной, и в его творчестве отлично отражено то, что аудитория той эпохи понимала связь между ними. Он играет словами, подчеркивая общеизвестный факт, что нет ничего более привлекательного, чем «ничего» на уме у молодых женщин, и что с точки зрения сексуального опыта вагина, которая находится между ног невинной девушки, и есть «ничего». Кажущееся непонимание Офелией двойного смысла этой игры слов только повышает «считываемость» сообщения о привлекательности сексуального и интеллектуального невежества женщин во всех смыслах.