Онлайн книга «Ричард Длинные Руки - воин Господа»
|
– Что? – Что у нас полное превосходство. Не только в войсках, дурак. В уме! Мы умнее. Мы познали природу человека. Мы знаем, насколько он трус и подлец... но вдруг мне до щема захотелось, чтобы у меня были вот такие тупые, но честные друзья... чтоб за меня стояли, и имя за моей спиной защищали, а не так, как у нас принято – в грязь, в дерьмо, да еще и сверху полить тем же... Я сказал насмешливо: – Это тебя коснулась благодать Господня! Насмешка прозвучала коряво, словно я насмехался над самим собой. Он поморщился. – Я ж говорю, дурак. Да как тебе понять, если я сам не понимаю, а я поумнее тебя, благородного дурня. Какой к дьяволу Бог, я твоего Бога презираю и не принимаю! Это что-то внутри меня... О, каким огнем жжет внутренности! Я думал, что я стойкий, а я сейчас буду визжать от боли, как недорезанная свинья. Убирайся, гад. Бери моего коня, он все еще хорош... если не сгорел, и убирайся. Я поднялся, взглянул снова на небо, на умирающего. – Может быть, кому-то передать что-нибудь? – У меня никого нет... достойного. Да убирайся же, гад! Я не хочу, чтобы ты видел... Я отвернулся, конь перестал хрипеть, с великим трудом поднял голову. Глаза его были замученные, печальные, но все понимающие. Я с трудом взобрался в седло. От куста донеслись стоны. Я украдкой оглянулся. Наемник скрючился, лицо белое, все еще пытался удержать рвущийся из него крик боли. – Господи, – взмолился я. – Если ты в самом деле есть... а сейчас мне хочется, чтобы ты был, то прими его душу! Он грешник, великий грешник, но в последний миг он стал другим!.. И не слушай ты его, что он тебя не принимает! Зато ты прими его, прими... Конь нес меня через чащу. Я то и дело терял сознание, а когда наконец очнулся, вокруг чернота, конь стоит, повесив голову, а меня трясет от холода. Но вокруг меня что-то происходило, я видел желтые глаза. Потом послышалось рычание, на грудь бросился крупный зверь. Я вдохнул его шерсти, закашлялся, в висках взорвалась боль, я рухнул во тьму. На этот раз я возвращался в сознание очень долго. Тела не чувствовал, вместо него огромная бесформенная глыба, распухшая, с изломанными костями. Пахнет железом, горящим углем. На миг почудилось, что я снова в пыточной, затем издали донеслись частые удары молотков. Так стучат в кузнице, вот удар мастера, у него легкий молоток, а вот тяжелые удары подмастерьев, у них пока только сила, умение придет потом, не скоро, если придет вообще... Послышались шаги. Я не мог повернуть голову, но голоса расслышал отчетливо. Один, низкий и гулкий, словно шел из самого брюха, прогудел недовольно: – Он же почти труп... И охота тебе возиться? Второй голос ответил, настолько низкий, что я представил, как он выходит вообще из сапог говорящего: – Зато посмотри, какие руки! И ноги. И спина широченная. Знаешь, сколько руды сможет таскать за один раз? – Если захочет... – А куда денется? – Как заставишь? – Ты ж видишь, это из рыцарей. А они слово держат. – Какой же он рыцарь? – Ну и что, если без доспехов? С такой статью все равно становятся рыцарями. Главное – поймать на слове, понял? Первый голос ответил искренне: – Не, не понял. – Эх... Так и ходить тебе в подмастерьях еще лет сто, пока не поумнеешь. Я все-таки заставил себя повернуть голову. В шее стрельнуло, виски пронзило болью, потек жар, словно плавились мозги. Инсульт, что ли, подумал я вяло, да и с глазами что-то творится... с пропорциями. Рука протереть глаза не поднялась, но поморгать сумел, хотя даже это простое движение наполнило болью. Я лежу на каменном топчане, подо мной пара толстых шкур, а в двух шагах пара гномов, каждый поперек себя толще, рассматривают меня один с надеждой, другой со скептицизмом. – Привет, ребята... – прошептал я. – Вы вовремя... Я вам обязан. Один толкнул другого: – Видишь? Второй гном скептически поджал толстые губы. – Ну и что?.. Чувство благодарности – всего лишь чувство, а не руда. – Наш Атарк говорит, что... – Да брось ты про Атарка, – сказал второй гном зло. – Не так уж он и мудр. Хитер – да, но мудрость с ним и рядом не лежала. Ладно, дело твое. Если думаешь заполучить человека в рабство, пробуй. Но, скажу тебе, это гнилое дело. Люди – вероломные существа. Если это рыцарь, то откажется и гордо умрет от своих ран. Если простолюдин, то согласится, а потом сбежит, чтобы остаться жить и плодить таких же вероломных и подлых людишек. Первый гном, явно поколебленный, повернулся ко мне. – Человек, – сказал он, – ты сильно ранен. Изранен, да? Я могу позвать наших лекарей, они умеют многое... Но чем ты заплатишь? Я ответил слабым голосом: – Чем скажешь. Жизнь – самое ценное. Сколько бы ни заплатил... и чем бы ни заплатил... все равно в долгу. Он кивнул, победоносно посмотрел на приятеля. Тот заворчал, посмотрел на меня с озлоблением. – Кто ты? – спросил первый гном. – Человек, – прошептал я. – Мы везли очень ценные доспехи... – Доспехи? Ценные? – Да, – ответил я. Увидев, как блеснули глаза гнома, добавил: – Они из простой бронзы! Ковали простые кузнецы, не очень умелые. Но доспехи носил человек, память о котором нам очень дорога. Гном помолчал, лицо перекривилось в брезгливой гримасе. – Я сталкивался с такой дурью у людей, но ее понять невозможно. Вещь ценна сама по себе, а не потому, что ее потрогал великий король или самая красивая в мире женщина. И что ты готов заплатить? Перед мысленным взором встали сожженная земля, обгорелые трупы, горящие дома и посевы, вырубленные сады... И как наяву вдруг увидел отчаянные глаза принцессы. Она смотрела молча, но в ее глазах я видел мольбу. Мольбу и страстное желание, чтобы доспехи святого Георгия оказались в Зорре, спасли ее королевство. – Все, что у меня есть, – ответил я. – Все, что смогу добыть своим мечом или своей волей. Гном буркнул: – Ото! Видно, кто-то очень сильно в этом нуждается. Пожалуй, это стоит принять... Ты соглашаешься на добровольное рабство! На рабство всю свою жизнь, а если я погибну, то останешься в рабстве моей семьи. А если даже исчезнет и семья, то у меня много родни, далекой и близкой. Ты согласен? Я сказал охрипшим голосом: – Да. И пусть весь мир будет свидетелем. Он потер ладони, осмотрел меня с головы до ног, взгляд у него был взглядом собственника крупного рогатого скота. Из-за его спины вышли двое, такие же широкие, могучие, настоящие дети земли. Я видел, как поблескивают глаза из-под тяжелых бровей, самих глаз почти не видать, но искорки, как от слюды; потом один прогудел тяжелым голосом, напомнившим мне рев Бернарда: |