Онлайн книга «Кошмар с далекой планеты»
|
– Ну, придумай чего… Что она все нукает, тоже мне, конезаводчица. – Можно… – я оглядел кают-компанию, – можно напасть на Бирюзу. Там воссоздали термы древнеримские, в них разные герои расслабляются. А мы их… Дустом. Почему-то мне вспомнился этот самый дуст, хотя что это такое и как его применяли, я не знал совершенно. Наверное, генетическая память, слова разные тоже в ней откладываются. – Мне не нравится, – Аврора надулась. – Это безобразная идея, только такой дурак, как ты, мог это предложить. – Ну почему же, это оригинально… – попытался возразить я. – Свежо… – Оригинально?! Свежо?! Нападение на Бирюзу! На ясли… – Я не предлагал на ясли, – перебил я, – а предлагал на термы. Однако если тебя не устраивают термы, то можно на Курорт Карантинной Службы. Сначала набрать жидкого асфальта или грязи какой. Ила! С каракатицами и медузами! Как тогда, помнишь? А потом все это распылить на бреющем полете над пляжами! Во смеху-то будет! – Это не пиратство, мон шер, это мелкое хулиганство, – Аврора презрительно скривилась. – Раньше за такое тебя бы высекли… Палец у нее практически восстановился. Подрос. Она чуть задумалась, а потом закончила: – На конюшне. Кажется, раньше на конюшнях секли? – Это кого как, – уклончиво ответил я. – Тебя, разумеется, бы секли на конюшне, а меня… – А тебя бы в палатах белокаменных! – Меня бы вообще не секли, я ведь дворянин. – Кто? – Дворянин! – с гордостью сказал я. – Мой пра-пра-пра… Короче пра-пра, так вот, он был стремянным у Минина и Пожарского. То есть у одного Пожарского. Я человек благородный… – Стремянной? – презрительно спросила Аврора. – Это что значит? – Ну, это… Как бы тебе объяснить… Он… Стремянной – это тот, кто держался за стремя своего начальника, кажется, так. Само собой, говорить про это Авроре мне совсем не хотелось. Поэтому я соврал. Придумал немножко. – Стремянной – это тот, кто стремительно бросается в бой на врага, – сказал я. – Самым первым. Это самый храбрый, самый могучий… – О! – притворно закатила глаза Аврора. – Короче, меня бы не высекли. – Ну, это неважно, – отмахнулась Аврора. – Высекли бы тебя или не высекли… К тому же, насколько я знаю, тебя уже секли… – Это не считается, – возразил я. – Это я сам подстроил, специально… – Ну конечно! Только мы сейчас о другом говорим. О том, что сама эта идея – заливания грязью терм… – Карантинной службы, – поправил я. – Разницы нет. Вся эта идея – жалкая и бессмысленная. Ну, зальешь. И что? – Как что? – удивился я. – Смешно! Так им и надо! Аврора мерзко хихикнула. Почему-то и Заскок хихикнул. Может, они сдружились втихую? Будут теперь вместе гекконов разводить. – Что? – спросил я. – Знаешь, Уткин, у меня подозрения возникают. – И что же за подозрения? – Вполне определенные. Мне кажется, у тебя некоторые комплексы. Тебя не взяли в Карантинную Службу – что само по себе неудивительно, я бы тебя даже в мусорщики не взяла, и ты теперь весь от этого клокочешь! – Я не клокочу, – совершенно спокойно возразил я. – Клокочешь! Я же вижу. Ты клокочешь от ненависти и собираешься залить несчастных агентов жидким асфальтом. Это жалкий поступок! Это комплексы! – Ну да, – кивнул я. – Заливать асфальтом карантинщиков – это комплексы. А освобождать цирковых жирафов – это не комплексы! – Да! – Аврора топнула ногой. – Это не комплексы! Это борьба! – А почему ты не освободишь… лабораторных крыс, к примеру? – Да я их тысячами освобождала! Миллионами! Аврора завелась и принялась перечислять акты освобождения, начиная с самого первого, совершенного еще в четыре года. Я подумал, что зря про мышей сказал – теперь она мне перечислит каждую мышь поименно. С родословными. С родственниками. А Заскок в подтверждение всего этого кивал головой, совсем, видимо, заскочил. Нет, какая все-таки компания! Радикальная анархистка, робот-баянист, дельфин-коматозник. Кстати, в коме-то в коме, а место занимает. Полкаюты. Разумеется, моей. К себе она Гошу не пустила, мотивировав тем, что он мужского пола. Я возражал, указывал на то, что, во-первых, он дельфин, во-вторых, он дельфин в коме, в-третьих, если Аврора опасается каких-то посягательств, то совершенно зря – Гоша упакован в надежный артексный кокон, из которого без резака выбраться нельзя. Но Аврора все равно запихала Гошу ко мне. Это не очень удобно – жить в одной каюте с дельфином. Ему снятся сны, и от этого он начинает болтать хвостом. Она хотела еще и Заскока ко мне определить, но тут уж я воспротивился и запинал этого наглого бота в рундук. Сначала вообще хотел его снаружи оставить, к корпусу приварить, пусть проветрится, но потом передумал. Не знаю даже, почему передумал, так просто. Теперь в рундуке киснет. Иногда, между прочим, нагло башку выставляет, в лоб бы ему из рогатки. – Можно взять заложников, – предложил я. – Что? – Захватить заложников. Раньше это было весьма популярно. Захватывали заложников и требовали освобождения. – Чьего освобождения? – насторожилась Аврора, и я понял, что сболтнул лишнего. – Ну, можно не освобождения потребовать, а наоборот… Были бы заложники, а что требовать – придумаем. – Допустим, – Аврора прищурилась. – Допустим, мы захватим заложников и выдвинем требования. А если их не выполнят? Что делать с заложниками? – Я не знаю… – Не знаю! – передразнила Аврора. – Не знаешь, а предлагаешь. А еще реконструктор! Слово «реконструктор» было произнесено с крайне оскорбительной интонацией, практически как ругательство, наверное, микробиологи Средних веков с такой интонацией произносили слово «стафилококк». – Можно напасть на Гоген, – сказал я. Вообще сначала я хотел предложить напасть на Олимпию, маленькую такую планетку недалеко от Бирюзы, на которой отдыхали спортсмены. Сила тяжести там была небольшая, ну, как на Марсе, и спортсмены там чрезвычайно быстро восстанавливались. Наверное, я вспомнил знатного плевуна Яна Пржельчика или как там его, вот и решил на Олимпию. Но потом подумал, что это слишком глупо – ну, нападем мы на Олимпию, а там все борцы, нео-боксеры или пусть даже плевунцы, как этот Пржельчик. Полетят от нас с Авророй клочки по закоулочкам, один Пржельчик чего стоит – как плюнет ядром, так и зашибет до смерти. Нет, Олимпия для нападения не годится… И тут же как некая противоположность Олимпии из моего сознания выплыла планета Гоген. Рай живописцев. Где никто тебя через бедро не перекинет и из лука не застрелит. Где все культурно и нормально, как в музее. |