
Онлайн книга «Ричард Длинные Руки - оверлорд»
Она поднялась, сделав вид, что коснулась моей куртуазно согнутой руки длинными изящными пальчиками.СэрЭбервиль,наконец-то пошевелившись, забежал вперед и распахнул перед нами двери. В коридоре уже переминаются с ноги на ногу двое пышно одетых вельмож: с грубыми обветренными лицами и глазами пройдох. Третий, молодой рыцарь, бледный и с красивым удлиненным лицом, стоит смирно, глаза, как у моего коня: грустные и с длинными ресницами. Я поклонился, вельможи ответили с небрежностью придворных высокого ранга, которым постоянно кланяются. Рыцарь поклонился со всей учтивостью благородного человека к такому же благородному, а на леди Франку посмотрел жадно и тоскующе. Она бросила ему беглый взгляд, в котором я прочел: не сейчас. Поговорим потом. А пока иди к королю. Камеристка шла за нами, но не по пятам, к счастью, а так, чтобы все видеть. Ведь главное не то, что молодые люди говорят друг другу, а чтоб самец лапы держал при cebe. Я косился на строгое лицо леди Франки, смотрит прямо перед собой, а когда заговорила, не повела в мою сторону даже бровью: – Итак, сэр Ричард… – Это я, – сказал я довольно. – Правда, красивое имя?.. Как раз по мне! Я когда вижу себя в зеркало, могу и на обед опоздать, хотя пожрать люблю. Какой красавец удался, надо же! Она поморщилась: – Да-да, конечно. Вы вот так и приехали, намереваясь просить у моего отца моей руки? – Ну дык я ж сказал! – Странно, – произнесла она холодно, – вы даже не видели меня. Я удивился: – А на фига? В смысле, на… ну да, зачем? Все женщины одинаковы. – В самом деле? Он нее повеяло холодом. Я сказал торопливо: – Я не хотел обидеть, правда! Мужчины тоже все одинаковы. Да и вообще это все такая ерунда. – Что именно? – Женитьба, замужество… – Так зачем же это вам? Я спросил еще удивленнее: – Леди Франка, не прикидывайтесь дурочкой, чтобы понравиться мне еще больше! Вы и так нравитесь. А то подумаю, что цену нагоняете… Она и так, ваша цена, возрастала не оттого, что вы подкрутили ресницы, а то и сделали их как-то длиннее, а благодаря удачному лету. И пшеницы в Шателлене уродилось вдвое больше, чем в Турнедо, и барон Ральф, что на границе с Турнедо, решил принести клятву верности вашему отцу. Даже если у вас ноги кривые, цена на такую невесту не упадет! Она не повела бровью, сама все знает, идет ровная и надменная, обливает меня презрением с головы до ног, а иногда и вовсе макает мордой в коричневое. – А что двигало вами, – спросила она с прежним холодком, – сэр Ричард, когда изволили возжелать меня в жены? Я пожал плечами: – Леди, разве это секрет? Я не отличаюсь в этом от всех мужчин. Хотя… вообще-то отличаюсь, я же красавец и весь из себя, ну вы понимаете, а так вообще-то двигатель общемировой. – То есть? – Коллекционирование, – объяснил я любезно. Она вскинула брови, еще не понимая, только начиная чувствовать далеко упрятанное оскорбление, в глазах вспыхнули опасные для меня искорки. – Объясните, сэр Ричард, – попросила она слишком любезно, чтобы это было искренним. – Я не все мужские грубости знаю. Я подкрутил воображаемый ус, приосанился. – Для чего живут мужчины, – сказал я лихо, – как не для битв и славной гибели? А в битвах помимо славы и чести еще немаловажен луг и дроп. – Что? – переспросила она в недоумении. Я с некоторой неловкостью улыбнулся, отвесил церемонный поклон и широко развел руками. – Это эвфемизм, – объяснил я. – Простые люди называют это мародерством, но мы, одухотворенные и возвышенные, должны избегать низких и приземленных слов, не так ли? Словом, что удается содрать с трупа противника – это луг. Ясно? А что с него выбили, пока дрались, – это дроп. Как просто, да? А что удается захватить в его лагере или замке – приз. Вот вы – приз! Сразу скажу – достаточно ценный. Даже не знаю, с чем и сравнить… Разве что с Йоркширской Свиньей… Она вздрогнула, проглотила уже подготовленные слова, спросила злым голосом: – Это что еще… – За Свинья? – закончил вопрос за нее я, так как она закашлялась от великого возмущения. – О, леди, это такой приз! О нем мечтают все рыцари Подхребетья. Если ее добыть, то ее печень добавит съевшему втрое силы, грудная мышца – мужества, сухожилия ног – скорости и неутомимости, а мозги, естественно, ума. Она смерила меня ненавидящим взглядом: – Думаю, сэр Ричард, вам надо съесть стадо таких свиней. Я развел руками: – Увы, я уж подумываю, не перестать ли есть свиней вообще… Слишком умен. И вообще их мясо близко к человечине. Говорят, можно пересаживать сердце или печень свиньи человеку, он и не заметит разницы! Она спросила саркастически: – Так о чем вам волноваться? – Я осторожный, – объяснил я. – Телятину или курятину ем – все перерабатывается, а когда свинину- она усваивается. Чуете разницу? То есть где-то и в чем-то из-за слишком большой похожести частички свиного мяса просто заменяют человеческие. Это, конечно, хорошо, потому что организм заменяет больное здоровым, молодец, старается, как может… Она повторила чуть неувереннее: – Так что вас волнует? – Да вот то, – объяснил я, – что потихоньку и незаметно происходит мутация. Человек превращается в свинью, а рыцарь – в кабана. Я как вспомню морды ваших придворных, насмотрелся в зале, так и вижу, что все они просто обожают жареную свинину! И жрут, жрут, жрут… Она закусила губу, глаза метали молнии, но я чувствовал, как в ее мозгу проскакивают лица сановников, вельмож, приближенных рыцарей, советников, и пока не находит мне достойной отповеди. Я ждал, наконец, она прошипела зло: – Значит, я для вас просто лут! Или, как его, дроп? – Приз, – поправил я почтительно. – Лут – это когда что-то снимаешь с убитого противника, а мне не кажется, что вы на ком-то повиснете так, что надо будет отдирать. Она прошипела: – И на том спасибо. – Рад сказать приятственное, – обрадовался я. – Меня медом не корми – дай брякнуть женщине что-нить эдакое! Ну, вы меня понимаете. – Не понимаю, – отрезала она. – Мне отец уже сказал, что вы хотите взять меня в жены. Мне показалось, что вам это лишнее… – Почему? – У вас есть выход к границам Турнедо, – объяснила она, – есть и к границам с Фоссано. Вам бы справиться с тем, чего нахапали, а большего не удержите. Я кивнул, не дура, понимает, хотя снова кольнула острая мысль: откуда все знает, но заулыбайся и сказал жирным голосом: |