Онлайн книга «Метафизика труб»
|
И мне ничего не оставалось, как рассказывать истории самой себе. Я по крайней мере верила всему, что сочиняла. На кухне – никого: разве можно упустить такой случай? Я залезаю на стол и начинаю восхождение по северному склону шкафа для продуктов. Одну ногу ставлю на коробку с чаем, другую на пачку печенья и лезу вверх, помогая себе поварешкой, которую использую как крюк. И вот я у цели – я нахожу стратегические запасы шоколада и карамели, которые мама прячет на самом верху. Вот он, заветный жестяной ларец: сердце подскакивает от радости. Левой ногой упираясь в пакет с рисом, а правой в сушеные водоросли, я не без труда открываю этот ларец, но есть ли преграда, которая выдержала бы взрывную силу моего вожделения! Вот это да! Глазам своим не верю – передо мной настоящий клад: шоколадные монеты, жемчужины-леденцы, россыпи жвачки, диадемы из солодки, браслеты из маршмеллоу. Вот так добыча! В честь одержанной победы я уже собираюсь водрузить свой флаг на этих сладких Гималаях и антиоксидантах Е-428, но тут слышу шаги. Что делать? Бросив все свои драгоценности на вершине шкафа, я поспешно спускаюсь вниз и прячусь под стол. Шаги приближаются: я узнаю шлепанцы Нисио-сан и гэта Касимы-сан. Гувернантка-аристократка усаживается за стол, а моя молодая нянюшка греет воду для чая. Касима-сан командует ею, словно рабыней, и вдобавок говорит ей ужасно оскорбительные вещи: – Они тебя презирают, это ясно. – Неправда. – Да это сразу видно, бельгийская женщина разговаривает с тобой как с плебейкой. – Единственный человек в доме, кто со мной так разговаривает, это ты. – Потому что для меня ты и есть плебейка. Я просто не лицемерю. – Мадам не лицемерит. – Смешно называть ее мадам. – Она называет меня Нисио-сан – на ее языке это означает мадам. – За спиной они называют тебя служанкой. – Откуда ты знаешь? Ты же не говоришь по-французски. – Белые всегда презирали японцев. – Но не они. – Какая же ты дура! – Господин поет в театре Но! – «Господин»! Неужели ты не понимаешь, что этот бельгиец просто насмехается над нами? – Но он каждое утро встает до зари и ходит на уроки пения. – Любой солдат рано встает, чтобы защищать свою родину. – Но он не солдат, а дипломат. – Видели мы, кому эти дипломаты служили в тысяча девятьсот сороковом году. – Но мы живем в тысяча девятьсот семидесятом году, Касима-сан. – Ну и что? Ничего не изменилось. – Если это твои враги, почему же ты работаешь на них? – А я и не работаю. Ты разве не заметила? – Заметила. Но ты берешь у них деньги. – Это такая малость по сравнению с тем, что они нам должны. – Они нам ничего не должны. – Они отняли у нас самую прекрасную страну в мире. Они уничтожили ее в тысяча девятьсот сорок пятом году. – Но ведь в конце концов мы победили. Наша страна сейчас богаче, чем их. – Сегодня нашу страну не сравнить с довоенной Японией. Ты не знаешь, какой она была. В то время японцы могли гордиться тем, что родились в Японии. – Ты так говоришь, потому что была тогда молодой. Ты идеализируешь прошлое. – При чем тут моя молодость! Просто для меня то время было прекрасным. А если ты будешь вспоминать свою молодость, тебе нечего вспомнить, кроме нищеты. – Конечно, потому что я бедная. Я и до войны была бы бедной. – До войны красота была доступна всем. И богатым и бедным. – Откуда ты знаешь? – А сегодня нет больше красоты. Ни для богатых, ни для бедных. – И сегодня красоты сколько угодно. – Это жалкие остатки былой красоты. Да и они скоро исчезнут. Япония переживает полный упадок. – Я это уже слышала. – Я знаю, что ты со мной не согласна, но тебе пора одуматься. Не так уж они тебя и любят. Ты чересчур наивная и не видишь, что за их улыбками скрывается презрение. И в этом нет ничего удивительного. Люди твоего сословия привыкли, что с ними обращаются как с собаками, и многого не замечают. А я аристократка и чувствую, когда ко мне относятся без должного уважения. – К тебе относятся здесь очень уважительно. – А по-моему, нет. Я дала им понять, чтобы они не путали меня с тобой. – В результате я стала членом семьи, а ты нет. – Только такая дура, как ты, может поверить, что они видят в тебе члена семьи. – Дети меня просто обожают, особенно малышка. – Естественно! В этом возрасте все они щенята! Покорми любого щенка, и он тебя полюбит! – Я тоже их люблю, этих щенят. – Раз тебе нравится быть членом собачьей стаи, тем лучше для тебя. Но не удивляйся, если в один прекрасный день они начнут обращаться с тобой как с собакой. – Что ты хочешь этим сказать? – То, что сказала, – словно отрезала Касима-сан и поставила чашку на стол, давая понять, что разговор окончен. На следующий день Нисио-сан заявила моему отцу о своем уходе. – На мне слишком большая нагрузка, я устала. Лучше я буду сидеть дома и заниматься своими двойняшками. Моим дочкам всего десять лет, и они нуждаются в моей заботе. Родители были в отчаянии, но им ничего не оставалось, как согласиться на ее уход. А я бросилась на шею к Нисио-сан с воплями: – Не уходи! Я тебя умоляю! Она заплакала, но своего решения не изменила. Я заметила, как исподтишка улыбается Касима-сан. Тогда я побежала к родителям, чтобы рассказать о сцене, которую подслушала, прячась на кухне. Папа жутко рассердился на Касиму-сан и пошел к Нисио-сан, чтобы поговорить с ней наедине. А я рыдала в маминых объятиях и судорожно повторяла: – Я хочу, чтобы Нисио-сан осталась со мной! Я хочу, чтобы Нисио-сан осталась со мной! Мама постаралась мне осторожно объяснить, что все равно наступит день, когда мне придется расстаться с Нисио-сан. – Папа не всегда будет работать в Японии. Через год, два или три мы уедем отсюда. А Нисио-сан останется здесь. И тебе придется с ней расстаться. Передо мной разверзлась бездна. Я разом услышала столько чудовищных вещей, что не могла усвоить хотя бы одну из них. Моя мать даже не подозревала, что возвестила мне о начале Апокалипсиса. От ужаса я просто онемела. – Так мы не всегда будем здесь жить? – Нет. Папу переведут потом в другую страну. |