Онлайн книга «Змеи и лестницы»
|
Тяжелый удар в висок на мгновение ослепляет ее, звон в голове становится сильнее, но девочка не ослабляет хватки, а потом, изловчившись, кусает Аццо в подбородок. Всхлипнув от боли, он хрипит: – Чего тебе надо? Пусти! – Никогда больше не трогайте Айди, слышишь? – Пошла ты! – Никогда, никогда! – Иначе что? – Иначе… Я убью вас. Каждого по отдельности. Это – совсем не шутка: слишком далеко зашла Миша, чтобы шутить. Ее пальцы скользят по шее Аццо и уже готовы впиться в кадык, когда тот сдавленным голосом шепчет: – Хорошо. Никто и пальцем не тронет этого слизняка. – Громче! – требует Миша. – Скажи так, чтобы слышали все. – Никто и пальцем не тронет… – Айди. – Никто и пальцем не тронет Айди, – Аццо деморализован. – С сегодняшнего дня и во веки веков! – С сегодняшнего дня и во веки веков, – послушно повторяет он. – Все слышали? – голос Миши исполнен торжества. – Все? Удо бормочет себе под нос что-то невнятное, Тилло все еще валяется на земле. Дело сделано, и можно отцепиться от Аццо, и пнуть его ногой напоследок, чтобы закрепить успех. Но Миша не делает этого: настоящие полицейские великодушны. В спину ей летят сдавленные проклятья, но она не отвечает на них. – Дура! Сумасшедшая! Еще встретимся, погоди! – Я не против, – бросает Миша, не обернувшись. Она не оборачивается даже тогда, когда слышит шаги за спиной. Это не Аццо и не Тилло – Айди-Ящерица, Миша знает это точно. …Он окликнул ее через три квартала, в тот самый момент, когда Даги подумала: пора бы тебе проявиться, дружок. – Эй! Я просто хотел сказать… – Что? Миша развернулась на сто восемьдесят градусов. Так резко, что Айди едва не налетел на нее. Вид у него был неважнецкий: куртка и штаны залеплены грязью, на лице – темные разводы, волосы всклокочены, под левым глазом – ярко-малиновая царапина. – Спасибо. Вот что я хотел сказать. Ты меня спасла. – Пустяки. – Совсем не пустяки. Здорово ты им врезала. Спасибо. Твоя сумка. Возьми. И спасибо еще раз. Все шло так, как и предполагала Миша: Айди забрал ее сумку, оставленную возле ристалища. А теперь он должен сказать… Должен сказать… – Можно я провожу тебя? Именно этой фразы она и ждала. – Наверное, лучше мне проводить тебя. Как думаешь? Айди улыбнулся – первый раз за все то время, что Миша знала его. Это была хорошая улыбка, очень хорошая. Наверное, она могла быть еще лучше, если бы не брекеты. Впрочем, не продержавшись и пяти секунд, улыбка сбежала с его лица, уступив место сосредоточенности и даже какому-то испугу. – У тебя кровь на щеке. Это известие оставило Мишу совершенно равнодушной. А Ящерица достал из кармана свежий, ослепительно белый носовой платок. – Можно? – Конечно, – она пожала плечами. Платок заелозил по ее щеке. – Тебе правда не больно? – спросил Айди. – Не больно, – Миша пожала плечами. – А что там? – Синяк. Большущий. Но откуда взялась кровь, я не знаю. Только теперь она вспомнила про разбитый нос Аццо. У мельницы и лопастей было одно-единственное слабое место – кровотечения из носа. Они могли возникнуть просто так, посреди урока, и тогда Аццо покидал класс. Чтобы вернуться за три минуты до звонка или вовсе на перемене. Аццо – хитрый и жалеть его не следует. Что же касается Миши – она все сделала правильно. Наказала дрянных мальчишек и спасла невинного. В криминальной полиции за это полагается благодарность от начальства и, возможно, ценный подарок. Что-то вроде часов с гравировкой: «Dura lex, sed lex» [8] . Покончив со щекой, платок переместился ниже, на куртку Миши. – Ты чего? – Ничего, – Айди смутился. – Ты испачкалась. – Ты тоже не очень чистый. Улыбка снова озарила лицо Ящерицы. – Если хочешь… Мы можем пойти ко мне и почистить твою куртку. Если хочешь. – А где ты живешь? Еще одна уловка агента под прикрытием. Миша прекрасно знала, где живет Айди. В пяти минутах отсюда, если идти шагом и думать о суровости закона. В двух – если бежать во весь дух. На соседней улице, в самом ее конце, в двухэтажном доме с двумя входами. Первый этаж занимает похоронное бюро отца Айди. Четыре окна на втором всегда задернуты шторами. Наверное, это и есть та нора, в которую ежедневно заползает Ящерица. И из которой ежедневно выскальзывает. А в маленькой, затянутой крепом витрине на первом этаже выставлены венки, увитые восковыми, грустными каллами. На подходе к каллам Айди забеспокоился и даже замедлил шаг. – Мой дом… Он немного странный. – Это из-за мертвецов? – простодушно спросила Миша. – Почему? – Все знают, что ты имеешь дело с мертвецами. – Я не имею дела с мертвецами. – Ну, твой отец… – Я не имею дела с мертвецами, – еще раз повторил Айди. – Я – не против мертвецов. Я их не боюсь. Мой дедушка говорит, что бояться нужно живых. – Таких, как Аццо и Тилло? – Нет. Аццо и Тилло – никто. Повтори. – Никто, – голос Ящерицы прозвучал неуверенно. – Только они об этом не знают. – Теперь знают. Миша так и не поняла, в чем заключалась странность дома Айди. Разве что – он был немного запущенным, забитым совершенно ненужным, на ее взгляд, хламом. И шагу нельзя было ступить, чтобы не наткнуться на комодики, шкафчики, трехногие каминные табуретки, этажерки и консоли. На полу лежали свернутые ковры, а по углам были распиханы ящики с книгами. – Вы недавно переехали? – поинтересовалась Миша. – Пять лет назад. А до этого жили в Киле. Ты была в Киле? Из городов, которые успела посетить к своим двенадцати годам Миша, можно составить довольно внушительный список, но Киль там не значится. Зато значатся Рим и Римини (прошлогодняя летняя идея папы), египетский Шарм-Эль-Шейх (позапрошлогодняя зимняя идея мамы) и побережье Коста-Бланки (идея носилась в воздухе, и мама с папой подхватили ее одновременно). На Коста-Бланке было жарко, очень жарко, а в Киле, насколько может судить Миша, жара случается редко. Ни слишком комфортный для ящериц климат. |