Онлайн книга «Змеи и лестницы»
|
– Это ворона. Видите, у нее серое туловище, а голова, крылья и хвост – черные. А ворон – однотонный. Полностью черный. Разные виды, да. – Разные? Хотите сказать, ворон и ворона – не одно и то же? – Мне кажется нет. – Значит, разные виды, – мужик ненадолго задумался. – А как в таком случае зовут супруга вороны? Тоже ворона? Или, все-таки, ворон? Или – ворон, с ударением на последний слог? – Ворона. Только мужского рода, – Вересня уже стали утомлять эти бесплодные натуралистические изыскания. – А вы здесь живете? – Разве я живу? Жизнью это не назовешь. – Понятно. Вообще-то я другое имел в виду. Вы живете в этом доме? – А что? – насторожился орнитолог-любитель. – О Николае Лапоногове, актере, ничего не слышали? – А что? – Я его ищу. – Зачем это он вам понадобился? Роль хотите предложить? – Поговорить хочу. – О роли? – Почти. Не знаете, где его найти? – Нигде. Умер Николай Лапоногов. Кончился. Весь вышел. Что ж, все самые худшие опасения Вересня подтвердились и едва возникшая ниточка оказалась оборванной. А ниточка эта была важной, – подсказывала Боре интуиция. И что делать теперь? – Давно он умер? – Давненько. Положа руку на сердце, умер он не своей смертью. Убили его. – Бытовуха? – соскочил на профессиональный сленг Вересень. – Зарезали по пьяной лавочке? – О, если бы! – мужик повернулся к следователю и картинно воздел руки к небу. – Театральная жизнь, вот что его убило. Коллеги-завистники, бездарные режиссеры. И духота, духота! Унылая провинциальность мысли. А ведь он мог Гамлета играть! Макбета! И играл. И как играл! «Я смею все, что смеет человек! И только зверь на большее способен!» Произнеся последнюю реплику, мужик чудесным образом преобразился. Он расправил плечи и как будто стал выше ростом. И Вересню на секунду показалось, что на груди мужика блеснула тяжелая геральдическая цепь. Ворона, до сих пор спокойно сидевшая на контейнере, закаркала и захлопала крыльями. А потом сорвалась с места и, сделав круг почета на мужиком, улетела прочь. Это стало достойным завершением мизансцены. – Лихо, – только и смог выговорить Вересень. – «Золотая маска» 1999 года. В ушах Бори сами собой зазвучали слова вахтерши Серафимы Никифоровны: «Актер слишком много шуму производит. На себя одеяло тянет, даже когда не на сцене. Речь поставленная. «Подает себя», как у нас говорят». И тогда его посетило неожиданное откровение: – Послушайте. А ведь Лапоногов – это вы. – Умер я! Умер! Уже усеян земной мой путь листвой – сухой и желтой. Вересень пожал плечами: – Ну, как хотите. А на вопросы отвечать все равно придется. – Вы новый участковый, что ли, дражайший? – артист высшей категории вышел, наконец, из образа и уставился на Вересня. – Не совсем. Но по тому же ведомству. Лапоногов дернулся и попытался отпрыгнуть к помойке, но Вересень перехватил его за рукав. – Стоять! – Стою. – У меня только пара вопросов. Оперативно ответите – оперативно отпущу. Все так же придерживая лауреата «Золотой маски» за рукав, Боря достал фотографию Марины Даниловой и сунул снимок ему под нос. – Знаете ее? – Пятьсот рублей. – Не мелковато для Макбета? – Тысяча, – тут же поправился Лапоногов. – Хорошо. Знаете ее? – Бездарность, как и все остальные. – Марина Данилова? – Она. Я ее Махой зову. Махой одетой, не путать с Махой обнаженной. Застегнута на все пуговицы… В эмоциональном плане, понятно. Искры не высечь, сколько ни бейся. Затевались с ней спектакль делать, но разве с бездарностями можно сработаться? – Что за спектакль? – «М. Баттерфляй». Или нет… «Любовь под вязами». Или нет? С такими бездарностями даже водевиль Лабиша не осилить. Жалкие людишки без шекспировского размаха! – А кто еще… затевался? – Приятель ее. – Фамилия приятеля. На челе артиста высшей категории отразилась нешуточная игра страстей. – Тысяча, – заныл он. И добавил. – Пятьсот. Тысяча пятьсот. – Да вы не Макбет! – поразился Вересень. – Вы Шейлок [17] какой-то! – Тысяча пятьсот, – продолжал стоять на своем Лапоногов. – Черт с вами. Фамилия приятеля. – Рупасов. Денис Рупасов. Такой же бездарь, как и Маха. «Similis simili gaudet», – говорили древние. Подобное тянется к подобному, вот и нашли друг друга… – Данилова и этот… Рупасов… близкие друзья? На этот раз такса не изменилась – полторы тысячи за вопрос. – «Она любима, любит и страдает, но жадный рок несчастную терзает», – почти пропел Лапоногов. – Понятно. – Я могу получить свой скромный гонорар, дражайший? Или интересуетесь еще чем-нибудь? – Пожалуй, этого будет достаточно. Вересень порылся в карманах, извлек на свет божий мятую купюру в сто рублей и протянул ее Макбету-Шейлоку. – Все, что есть. Извини, приятель. – Все? – на глаза Лапоногова навернулись слезы. – Обманули бедного артиста? Чтобы избежать неприятной сцены, Боря сдал назад и, не оборачиваясь, заспешил к выходу со двора. Вслед ему неслось монументально-горькое: – Нет в Датском королевстве подлеца, Который не был бы отпетым плутом!.. …Побывав еще в нескольких местах, Вересень вернулся домой только к половине девятого. Мандарин встретил его недовольным ворчанием, после чего отправился на подоконник и просидел там минут десять, демонстративно отвернувшись от хозяина и время от времени подрагивая хвостом. Чтобы хоть как-то привлечь внимание дурацкого парня, Вересень достал из пакетика, принесенного накануне капитаном Литовченко, лакомство. И постучал пахнущей рыбой палочкой по столу. – А вкусняшку? Не? Мандарин даже не сдвинулся с места и не повернул головы. Только хвост заработал быстрее. – Ну, у тебя характерец, – пробормотал Вересень. – Давай по-хорошему. Я, между прочим, не гулял. Занимался делом. И потом… Я тебе предупреждал с самого начала. О работе. Бывают дни, когда ее невпроворот. И с этим придется смириться. Эй? |