Книга Ричард Длинные Руки - майордом, страница 38 – Гай Юлий Орловский

Граф Ришар поднял бровь и чуть кивнул. Я намек понял и сказал громко:

– Особо хочу поблагодарить за неоценимую помощь рыцарей города под началом доблестнейшего сэра Арчибальда Вьеннуанского! Он как неистовый вихрь вылетел из осажденного города и подобно свирепому льву врезался в стадо баранов, что сражались яростно, но падали, как трава под ударами его могучего меча!

Народ взорвался радостными воплями. В сторонке цветет широкой улыбкой Арчибальд Вьеннуанский, довольный настолько, что уже мой с потрохами, а его рыцари смотрят на меня, как на своего верховного вождя.

– Мы завтра-послезавтра, – сказал я красиво и гордо, – отправимся дальше освобождать королевство! Здесь с вашего любезного позволения и по вашим многочисленным просьбам оставим наш отряд, дабы тащить и не пущать… в смысле, не допустить! Спасибо за теплый прием!.. А сейчас – всем отдых, праздник!

Я соскочил с коня, за моей спиной шум, лязг, звон стремян и шорох покидаемых седел. Из дворца выбежали цветисто одетые люди, настолько важные, что мои рыцари едва не начали им кланяться, но это оказались слуги и слуги слуг. Одни быстро разобрали коней, другие распахивали двери и со сладкими улыбками просили следовать за ними.

Тесной группой мы поднялись по ступенькам в холл. Сверху по укрытой красной дорожкой лестнице красиво и величественно спускается, постукивая тростью, высокий худой господин в широкополой шляпе и в роскошном камзоле, усеянном золотыми блестками и знаками отличия.

Мои рыцари поглядывали на его длинные красные сапоги из тонкой кожи. Там мелодично позвякивают золотые рыцарские шпоры, единственно привычная нам деталь костюма, в остальном герцог Чарльз Фуланд даже для меня выглядит вельможей иной эпохи.

На точно выверенном расстоянии он остановился и взглянул с ожиданием. Я сделал три шага, тоже встал, как вкопанный, вздернул подбородок и сказал церемонным голосом:

– Граф Ричард Брабантский, командующий войсками! Счастлив приветствовать вас, сэр…

– Чарльз Фуланд, – подсказал он. Лицо его оставалось неподвижным, однако правой дланью изобразил в воздухе полукруг и добавил почти теплым тоном: – Прошу вас, сэр Ричард, как и ваших благородных лордов, в мое скромное жилище. Я буду рад оказать вам всяческие достойные вас почести.

Я коротко наклонил голову.

– Буду счастлив воспользоваться вашим гостеприимством, сэр Чарльз.

– А уж как мы счастливы, – проворчал за моей спиной, как далекий гром, сэр Растер. – Какое же тогда у него еще и нескромное…

– Скромность, – услышал я шепот барона Альбрехта, – добродетель слабых. Она украшает только тех, кому больше нечем себя украсить.

Мы двинулись за герцогом гурьбой, мои рыцари топали и звенели железом, я помалкивал, что здесь так не принято. К счастью, Брабант обособился давно, там могут не знать всех новых тонкостей этикета. Кроме того, хоть скромность и украшает человека, но зачем настоящему мужчине украшения?

Зал был огромен, как собор, огромные люстры светят празднично и ярко, столы ломятся от блюд, и когда наши рыцари вошли и начали рассаживаться, я видел, что впечатлен даже граф Ришар. Остальные вообще ошалели от роскоши, обилия золотых блюд и ложек из золота, украшенных еще и камешками. Столы длинные, посередине цепочкой вытянулись золотые подсвечники с горящими свечами, ароматы тающего воска изысканно смешиваются с запахами печеного мяса, вареной рыбы и других блюд.

С герцогом за столом его родня: двое сыновей, располневшая жена и трое холеного вида вельмож, то ли братья, то ли дяди, остальные знатные рыцари расположились вперемешку с моими рыцарями за другими столами. Слуги вносят наполненные блюда и забирают пустые тихо и почти незаметно. На балкончике музыканты играют что-то легкое, способствующее пищеварению.

Я сказал со всевозможною любезностью:

– Дорогой герцог, я счастлив, что вы так великодушно отправили своих людей в бой. Они показали себя очень хорошо, наши рыцари дали им высокую оценку!

Он наклонил голову, пряча довольный блеск глаз.

– Благодарю вас, сэр Ричард.

– Особенно отважно действовал этот молодой рыцарь, – продолжил я и указал на Арчибальда Вьеннуанского. – И как приятно мне было узнать, что это ваш сын! Вам повезло с наследником.

Арчибальд сиял так, что от него пошли лучи. Думаю, он впервые применил в бою то, чему много лет его обучали учителя по фехтованию и воинскому искусству. Если бы мы не расчистили путь к воротам, он так бы до старости и не поучаствовал в настоящем сражении.

– Благодарю вас, – ответил герцог польщенно. – Я рад, что мой сын не пошел в торговцы, как ныне поступают некоторые рыцари… О, что за нравы! Он верен традициям нашего древнего рода.

– Сэр Арчибальд прекрасно справился с задачей, – воскликнул я с воодушевлением. – Очень умело и красиво прижал этих безбожников к берегу и перебил без всякой жалости, как и подобает поступать христианским воинам. Ведь все ваши воины ходят в церковь, не так ли?

Любезная улыбка на лице герцога застыла. Он быстро взглянул на меня, щека слегка дернулась. Мои рыцари смотрели с ожиданием, в напряженной тишине голос хозяина показался несколько вынужденным:

– Да… конечно…

– Вот и прекрасно, – сказал я с облегчением. – А то кто-то пытался возводить поклеп на ваши порядки, что у вас и церкви в запустении, и черные мессы… Что за глупости! Это у варваров все может быть, но не в культурном христианском обществе.

Пир продолжался, становясь все раскованнее, послышались песни, но я видел, как некая тень осталась на лицах хозяев и знатных рыцарей Вьеннуа.

Как и положено высшим лордам, мы с герцогом оставили пир в самом разгаре. Мне пора переговорить с отцом Дитрихом, что-то он весь в таких трудах, что с лица спал, а герцог оставил за себя сыновей, велел им быть с гостями предельно радушными.

Отца Дитриха я застал, принимающим рапорты своих священников. Он выглядел не просто расстроенным, а потрясенным до глубины души. На меня вскинул тоскливый и одновременно негодующий взгляд глубоко запавших от бессонницы глаз.

– Ох, сын мой!.. – произнес он хриплым от недосыпа голосом. – Прости меня, я нередко сомневался в тебе…

– Да я понимаю, – пробормотал я. – Сам в себе сомневаюсь!

– Но сейчас скажу, – закончил отец Дитрих, – ты никогда еще не делал столь богоугодного дела, как вот сейчас.

– Польщен, – пробормотал я осторожно, – а какое самое богоугодное дело имеете в виду? А то они у меня все богоугодные… очень даже, а натворил их столько, что сам по утрам пугаюсь. А к ночи так вообще лучше не вспоминать.

Он молвил с невыносимой скорбью в голосе:

– Сам Господь надоумил тебя ввести крестоносные войска в земли еретиков и отступников!

– А-а-а, – сказал я, – ну да, ну да… Он мне такое, да, советовал. Иди, говорит и внемли. А кто не внемлит, того, значит, как кроля перед праздником, чтобы лучше внемлил… Слишком уж заполиткорректничались, надо малость образумить.