Онлайн книга «Кладезь бездны»
|
– Нет, – ответил Иорвет. Все-таки он допустил ошибку. Скверно. Это значило, что смерть идет за ним по пятам. И хорошо, если только за ним… – Кто-то из рабынь навел. Берберки – тоже из танджи. Лаонец промолчал. – Не думай, что у них есть чувство родства, – торопливо добавила парсиянка. – Нум – из племени гудала. А на вас напали танджи. Им плевать на детей из чужой кочевой орды – так-то, Якзан. К тому же, все они предали, так или иначе. Едва завидев погоню, принялись растаскивать драгоценности и ткани. Ты был занят боем и ничего не видел. Садись в седло, я хочу посмотреть на сестру. Лаонец молча полез на встряхивающего мокрой гривой гнедого. Уже верхом, Мараджил снова обернулась: – И не вини себя, о Якзан. Ты не мог разглядеть предательниц, если они не попадались тебе на глаза. А они не попадались. – Кто это был? – невзначай поинтересовался Иорвет, закидываясь в седло. – Не знаю, – беззаботно пожала плечами парсиянка. – Теперь уже неважно. Берег пестрел вывернутыми из ларцов и вьюков тканями. Среди многоцветья узорчатого шелка платья лежавших женщин казались одинаковыми – из-за красных пятен. Айяры в поисках раненых деловито бродили среди развороченного груза, пиная и переворачивая тела. Мараджил снова обернулась, упершись в лаонца большими черными глазами: – Меня предупредил Фазлуи, мой маг. Он гадал. И ему выпали – одновременно – два знака. Предательство и женщина. – Это должен быть один знак, – пробормотал Иорвет. Оглядевшись и посчитав, он понял, что из его воинов выжило пятеро. Асаи, аураннец, медленно поднялся от полощущегося в воде тела друга. И покачал головой. Пятеро. Четверо людей и один сумеречник. Айяров госпожи Мараджил лаонец считать не стал. * * * С низких, дрожащих мелкими листиками ветвей капало. Кривые, перекрученные на здешних ветрах стволы акаций торчали из каменистой рыжеватой земли. Сбившись в шумно дышащую кучу, все таращились на темные фигуры идущих под деревьями воинов. Подол стоявшей впереди Зайнаб-няньки был таким же, как у всех, – грязно-рыжим от глины, с прилипшими желтыми перышками опавших листьев. Зайнаб подняла руку с судорожно зажатой джамбией: – Не подходи, госпожа! Ныряя под длинную мокрую ветку, Мараджил пригнулась и фыркнула: – Да ты никак рехнулась, о женщина. Ты не отличаешь врага от друга, о Умм Шабзи. В ответ та всхлипнула и задрожала всем телом, но руки с кинжалом не опустила: – Всевышний мне свидетель, госпожа. Я вас к деткам не подпущу, во имя Милостивого. Послышался жалобный всхлип. – Ты о чем, о Умм Шабзи? – нахмурилась Мараджил. – Опусти оружие, Зайнаб, – звякнувший из сумрака голос Якзана заставил кормилицу вскрикнуть. Иорвет возник из-за спины Мараджил черной высокой тенью. Нянька попятилась под взглядом обморочно спокойных совиных глаз. Рука ее задрожала и опустилась. Зайнаб выдавила из себя, не в силах отвести завороженного, как на змею уставленного взгляда: – Я ту одежку очень хорошо помню, госпожа Мараджил. Ну ту, что вы Аббасу прислали, от которой кошка сдохла… Мы с детками как раз в Шадяхе гостили. Госпожа, не подходите… – Что ты несешь, о ущербная разумом? – рявкнула парсиянка, хватаясь за рукоять своего ножа. – Ту одежду прислала не госпожа Мараджил, – вдруг сказал Иорвет. В голосе его звучала бесконечная усталость. – Помет Варагн и тысячи горных дивов! – яростно выругалась мать аль-Мамуна, и женщины возмущенно закричали, зажимая уши. Мараджил это, правда, не смутило: – Я прекрасно знаю, что это была не я! Хотела бы я знать, кто! А, Иорвет? А? Кто? Зубейде мучительно захотелось вскочить и зажать сумеречнику рот ладонью. Но она не успела. – Отравленную одежду для Аббаса прислала госпожа Буран, – вздохнув, четко выговорил лаонец и уставился в пустоту. В душной влажной тишине на ветке набухала капля. Ее брюшко вытягивалось темной водой, словно прелая листва под ногами тянула ее вниз, вниз. Капля сверкнула и упала, ветка вздрогнула и просыпалась дождиком. Буран шумно выдохнула. И вдруг заикала, зашмыгала: – Ыыыыы… Н-не… не я… я не буду… я не… Развернувшись всем телом, Зубейда размахнулась и влепила пощечину по обрюзглому, замазанному сурьмой лицу. Женщина визгнула, Зубейда ударила снова – наотмашь, не жалея пальцев. – Мразь… Тупая несмысленная мразь… – прошептала она, придерживая ушибленную – попала по подбородку – ладонь. Мараджил отодвинула кормилицу и сделала шаг вперед. Задумчиво посмотрела на Буран. Вздохнула и потянула из ножен длинный хорасанский кинжал – прямое лезвие тускло блеснуло в полутьме качающихся, капающих листьев. – Бесполезная дрянь, – покачала головой парсиянка. – Н-не на-ааадо-ооо… Черной глупой тушей Буран подалась назад, пытаясь ползти на заднице по камням и мелким сучьям. Мараджил шагнула снова. Зайнаб стояла столбом, вытаращив глаза и приоткрыв губы. С нижней свешивалась капля слюны. Жена Мамуна тоненько блеяла – как овца, которой связывают ноги перед убоем. Овце нельзя показывать нож, это против шарийа, но она его все равно чувствует… – Меня сослали в Хисн-аль-Сакр, – с тихой, лютой ненавистью пробормотала Мараджил. – В глушь, в холод, в безлюдье. Из-за тебя, сука. Подумать только, я ведь могла опоздать к переправе… И, зашипев, парсиянка цапнула Буран за платок, мстительно скривилась и всадила лезвие под подбородок. Жена Мамуна вытаращилась, засипела и забулькала. На грудь по черной ткани влажно потекла кровь. С чавкающим звуком выдернув нож, Мараджил пнула обмякшее тело в плечо, и оно завалилось на спину. – Ее убили танджи на переправе, – тускло проговорила парсиянка, медленно вытирая лезвие об абайю убитой. – Да… да… – шелестом откликнулись все. Даже Зубейда услышала свой шепот. Буран лежала, жалко раздвинув колени. Дыра под подбородком все еще била багровым ручьем освобожденной крови. – Тетя Бура-аааан… – пискнул ломкий мальчишеский голос. Марван заревел, а сидевший рядом Аббас завизжал, как резаный: – Убили, убили, убили! Мараджил шагнула к орущим мальчишкам и залепила оплеуху сначала одному, потом другому. Аббас и Марван поперхнулись ревом и затихли. Темным от чужой крови пальчиком парсиянка подняла Аббасу подбородок, нагнулась и заглянула в глаза: |