Книга Ричард Длинные Руки - вильдграф, страница 42 – Гай Юлий Орловский

– Иди, – разрешил я. – Все не пропей… за один день.

Брусчатка улиц блестит от влаги, из домов иногда выходят хозяева с ведрами, полными холодной воды, и с размаха выплескивают на камни. Воздух свежий и чистый, несмотря на зной, горожане беззаботно и безалаберно праздничны, собираются кучками, оттуда доносится смех и шуточки, а по середине улицы идут трое кочевников: налитые звериной мощью, прокаленные солнцем, без капли жира, на их широких и блестящих, как отполированный металл, плечах отражается закатное небо.

Длинные улицы с обеих сторон уставлены столиками, где можно посидеть и пообщаться за чашкой молодого вина, из распахнутых окон доносятся громкие голоса, где веселые, где крикливые. Я шел неспешно и тоже улыбался, так мы все выглядим, завернул на базар, не выбирая особо, купил коня взамен оставленного около урочища Серого Вепря и, ведя его в поводу, неспешно вышел на площадь, на той стороне красиво смотрится металлическая ограда королевского сада, где далеко за зелеными вершинками блестит золотом крыша дворца.

У парадного входа в королевский сад остановились двое обнаженных до пояса кочевников на резвых конях. Стражи с ними о чем-то спорили, голоса становились все злее, но степняки настаивали, горячились, наконец перед ними ворота распахнули, сыны степей с ходу пустили коней в галоп, промчались, вскидывая копытами комья земли, и пропали за цветущими декоративными деревьями.

Я подошел усталой походкой набегавшегося, но довольного жизнью человека.

Стражи на меня уставились хмуро, все еще раздражены и взвинчены, я спросил с сочувствием:

– На конях вроде бы в сад нельзя?

Один прорычал:

– Нельзя! Но с мегрелями спорить – себе дороже.

– Могут цветочки попортить, – согласился я.

– Сегодня же пожалуемся конунгу, – поддержал соратника второй страж. – Пусть сам утихомиривает своих людей.

– Если сумеет, – сказал я кротко и вошел в сад.

Вокруг дворца на немалом пространстве сада и вымощенных цветными плитами площадках для прогулок, как мне почудилось, этих полуголых богатырей стало еще больше. Хотя вряд ли за сутки что-то могло измениться, просто слишком уж сыны степей бросаются в глаза среди сынов города: ходят, угрожающе растопырив руки, будто горы мускулов не дают прилегать к бокам. Правда, часто так и есть, кочевники – ребята крепкие, к тому же конунг отобрал в свои телохранители самых сильных и умелых.

Может быть, мелькнула мысль, в бою не самые умелые, но в мирное время больше ценится внешний вид. Так вот конунг отобрал самых высоких, крепких и свирепых с виду, что бесцельно слоняются всюду, так это выглядит, но на самом деле, как я наконец заподозрил, никогда не оставляют ключевые места обороны. То ли готовы захватить в любой момент, то ли приучают всех к своему виду, чтобы в назначенный час никто не спохватился.

По параллельной дороге двигалась веселая группа богато одетых придворных, шуточки и смех, задорные возгласы, одна женщина завидела меня, помахала рукой.

– Рич, погодите!

– Жду, – ответил я покорно.

Она быстро пробежала между деревьями на мою дорожку. Молодая и задорная, с весело блещущими глазами, все еще во власти флирта, оглядела меня оценивающим взглядом, заулыбалась еще шире зовущим ртом.

– А ты хорош, десятник Рич…

Я слегка поклонился с широчайшей улыбкой на довольнейшей морде мужественного героя.

– Ага, это я!.. Хорош и вообще… Если получше меня узнаете, я не только хорош, но даже весьма и даже зело во всех отношениях прехорош…

Она довольно заулыбалась.

– Я именно так и думаю! Во всех отношениях, ха-ха!.. Но это я, леди Юдженильда, так думаю.

Я снова поклонился.

– Счастлив стать знакомцем, леди Юдженильда.

Она сказала весело и задорно:

– А вот принцесса полагает, что ты грубый и неотесанный.

– И вы ее не разубедили? – сказал я, стараясь выглядеть смертельно огорченным.

Она сказала томно:

– Я думаю, пообщавшись с тобой еще… я смогу, да, смогу… А сейчас она очень настойчиво потребовала, чтобы я, как только увижу тебя, немедленно послала тебя к ней.

Я поморщился.

– Вообще-то я не у нее на службе…

Юдженильда сказала довольно:

– Вот именно! Потому вы, кочевники, мне и нравитесь. Никому не кланяетесь. Но все-таки сходи к ней. Считай, что подчиняешься не чужой принцессе, а просто женщине.

Я сделал еще более кислую физиономию.

– Ладно…

Она хихикнула:

– Иди-иди. Она пока еще не кусается… вроде бы. А если и укусит, я тебя утешу. Потом. При случае.

– Ловлю на слове, – пригрозил я.

Она хихикнула, я отвесил короткий поклон и пошел твердой уверенной походкой в сторону дворца.

По обеим сторонам распахнутой настежь двери часовые в роскошных одеждах, широкий навес позволяет находиться в тени. В руках красивые копья с позолоченными древками, на поясах церемониальные мечи, широкие и неудобные.

– Привет, ребята, – сказал я покровительственно.

Мне не ответили, да я и не ждал, в холле прохлада, но светло и празднично, как и в самом городе, это в наших северных королевствах в замках всегда полумрак, окна узкие, да и небо почти всегда хмурое, свечи приходится жечь даже днем.

Придворные сразу поворачивали головы, но никто в упор не рассматривает: варвары такие взгляды воспринимают, как вызов, а с кочевниками лучше не связываться.

Принцесса, гордая и надменная, отыскалась во внутренних покоях, где кормит с руки птичек в просторной клетке. Я издали залюбовался ее дикой красотой, что больше пугает, чем умиляет, в каждом движении сквозит сила и решительность, лицо волевое, умное, нижняя челюсть слегка упрямо выдвинута вперед, других женщин это испортило бы, но здесь только подчеркивается необузданная красота.

Я остановился в трех шагах и отвесил короткий исполненный достоинства поклон.

– Ваше Высочество…

Она кивнула достаточно приветливо, хотя и высокомерно, продолжая со всем вниманием смотреть, как птички клюют из ее розовой ладони мелкие зернышки.

– Десятник Рич…

– Вы изволили поинтересоваться мной, Ваше Высочество, – напомнил я. – Весьма любопытственно, что за рыба издохла в лесу.

– Рыба?

– Идиома, – объяснил я. – Да не идиома сдохла… но это не важно. У вас ко мне вопросы или же вы просто восхотели мною полюбоваться во всем моем великолепии?

Она наморщила нос, в глазах промелькнуло неудовольствие и предостережение, шутить можно только с разрешения ее светлости, а весьма вольный тон ее раздражает.

– Не то, – произнесла она рассеянно и в неподражаемом королевском величии, – чтобы совсем уж вопросы…