Онлайн книга «Ричард Длинные Руки - конунг»
|
Он безучастно кивнул, по лицу видно, что думает о другом, поморщился, наконец сказал твердо: – И вообще… сэр Ричард, мы уже не в походе! – Да, – ответил я, – и что? Он сказал, повышая голос, словно это он сюзерен, а я так сиволапый из захолустья: – Там мы всегда знали, что справа, слева и сзади – друзья, а враги – спереди! Теперь мы в стране завоеванных, а это значит, что враги всюду… – Со всех четырех сторон, – согласился я. – Это вроде бы не такая уж новость, чтобы сообщать мне с таким важным видом. – С сегодняшнего дня, – заявил он, – я сам подаю вам ужин… Я запротестовал: – Барон! Я вас слишком уважаю, чтобы… Он прервал резко, совсем не в своей лисьей манере: – Это традиция! Так заведено, за обедом и ужином в особо торжественных случаях одно из блюд подает тот, кто ближе всех по званию. Тем самым подчеркивается его готовность служить сюзерену. – Ближе всех граф Ришар, – вставил я. – Он на пути к Брабанту, – возразил он. – Так что его заменю и здесь. Не беспокойтесь, у меня зоркий глаз и верная рука. – То есть, – уточнил я, – не промахнетесь? – Нет, – ответил он, посмотрел на меня исподлобья, поморщился. – Все шутите, ваша светлость? – Что остается… Он сказал непреклонно: – Рядом с вами всегда будет кто-то из армландцев. Кроме того, барон Торрекс уже выставил дополнительную охрану, и никто не проникнет во дворец так легко, как было раньше. Сейчас подозревать нужно всех. Я промолчал, колеблясь. Вообще-то подавать сюзерену еду или чашу для омовения рук всегда привилегия наиболее знатных и родовитых. Слуга в таких случаях вносит в зал блюдо, передает графу или герцогу, а тот уже ставит перед правителем, а сам все это время находится рядом, слышит все разговоры, наблюдает и таким образом не случайно считается доверенным лицом. Так что да, унижения никакого нет, если рассматривать с сегодняшних реалий. Барон Альбрехт сочтет только справедливым и правильным, если будет неподвижно стоять с пустым подносом в руках за моей спиной, а другие тоже не увидят ничего того, что вижу я, еще и будут завидовать. – Хорошо, – сказал я. – Делайте, как правильно. Я тоже не хочу, чтобы точный удар ножа оборвал наше общее дело! Барон Альбрехт пустил слух, что сюзерена сумели ранить только благодаря предательству в своих рядах. Сэр Растер, которого не посвятили в подробности, негодовал и громко заявлял, что такого не может быть, потому что не может быть никогда. Барон Торрекс объявил, что погоня догнала и взяла под стражу графа Ришара с его свитой. Недалек день, когда все переменится… Больше он ничего не говорил, но Геннегау забурлил, начались спешные подвижки, к моим военачальникам начали искать ходы. Я слушал подробности, криво усмехался. Даже самые великолепные интриги пасуют, когда дело касается лордов Армландии, а также их рыцарей. Услышав от кого-то местного, что некий лорд отозвался о них оскорбительно, они вместо того, чтобы затевать сложную интригу, призванную стереть в пыль обидчика, тут же простодушно бросаются к нему выяснять отношения. Там сразу выясняется, что тот ни сном ни духом, и тогда уже вдвоем находят пустившего слушок и вершат над ним расправу короткую и решительную, заставляя морщить нос или ужасаться, это на выбор, дикарскими нравами людей с той стороны Великого Хребта. Все попытки склонить на свою сторону или перевербовать быстро засекались бароном Альбрехтом, а Торрекс Эйц моментально принимал нужные меры. Чтобы не спугнуть противника раньше времени, я заперся в кабинете и никого из посторонних не принимал, несмотря на самые отчаянные попытки прорваться ко мне и удостовериться, в самом ли деле я уже на последнем издыхании. Мои лорды и наиболее отличившиеся рыцари являлись по зову, я запускал ладонь в ящик стола и выгребал амулеты. Элеоноре отдал только драгоценные камешки, частью талисманов уже наградил верных мне, остальное решил раздать сейчас, у Жакериуса их оказалось на несколько дюжин человек. Дверь потихоньку приоткрылась, сэр Жерар спросил тихо: – Отец Дитрих… – Через тайную дверь, – велел я негромко. – Конечно, ваша светлость… Через пару минут он снова открыл дверь уже шире, отец Дитрих переступил порог, быстро огляделся. Свет чуть приглушен, вдоль стен подсвечники в рост человека, каждый с тремя чашками, сейчас заняты только по одной, на столе толстые приземистые свечи горят через одну, пламя вытянуто узкими клинышками, на золотых кубках и чашах играют ярко и празднично. Середину стола занимает карта, а края придавлены пустыми чашками из-под кофе. Сэр Жерар услужливо проводил Великого Инквизитора до кресла, поклонился и сказал виновато: – Простите, ваша святость, у нас здесь пока что нет даже распятия… Но мы, клянусь, самые что ни есть благочестивые христиане! Отец Дитрих со вздохом опустился в кресло, на сэра Жерара посмотрел усталыми мудрыми глазами. – Сын мой, – произнес он кротко, – скажи мне честно, молишься ли ты, когда у тебя все хорошо? И я скажу, насколько ты благочестив. Сэр Жерар прикусил язык и поспешно отступил за дверь. Отец Дитрих обратил на меня взор внимательных глаз. – Да-да, я знаю, – сказал он, – чем все это вызвано… Не надо, не объясняй, сын мой. Я просто зашел удостовериться, что мои догадки верны. А в уединении как раз и приходят глубокие мудрые мысли. Я покачал головой. – Ох, отец Дитрих… Мне такая дурь лезет в голову! Даже не знаю, то ли я дурак, то ли голова мне от дурака досталась. Собор уже работает? – Да, службы уже ведутся. В главном зале. Остальные еще спешно доделывают. По моей просьбе прибыло еще семьдесят священников!.. Ватикан нам ни в чем не отказывает. Я довольно потер ладони. – Тогда можно нажать, кое-что ускорить! Он посмотрел на меня грустными глазами, из груди вырвался тяжелый вздох, проговорил медленно: – Церковь понимает, какую грандиозную задачу взялась решать, сын мой… потому приступила к ней со всей осторожностью, зато претворяет в жизнь высокие идеалы хоть и медленно, зато неотступно. Я возразил в азарте: – А почему бы не побыстрее? Если сейчас можем? Он покачал головой. – Горячая лошадь вместе со всадником может сломать себе шею как раз на той тропке, где осторожный осел пройдет, даже не споткнувшись. – Но может и не сломать! Он кивнул. – Может. Но если сломает? Я развел руками, подумал, покачал головой. – Да, на карту поставлено не просто много, а… все. Пусть лучше придет на столетие позже, чем грянет новая Война Магов. |