
Онлайн книга «Ричард Длинные Руки - конунг»
Внизу у дворца к нам выбежал сэр Ашворд, как всегда, радушный и всем довольный, только в глазах метнулась тревога, когда рассмотрел сэра Торкилстона. – Сэр Ашворд, – сказал я, – вы как-то странно посматривали на коня нашего друга… Вам он знаком? – Да, – ответил он суетливо, – я уже имею честь быть знакомым с благородным сэром Торкилстоном. Вполне достойный человек, смею вас заверить. Я поморщился. – Вы поняли, о чем я… – Конь? – переспросил он, глаза метнулись в сторону, я понял, что старается выиграть время. – Да, конь, – сказал я. Он отвел взгляд в сторону. – Я видел его однажды. Вы правы, под другим всадником. – А не можете вспомнить, кто был хозяином… этого всадника? Он взглянул на меня коротко, в глазах промелькнуло нечто, но сразу же отвел их в сторону. – Гм… не могу припомнить… Да и видел всего один раз… мельком, совсем мельком… – А может, и не его, – сказал Торкилстон с иронией. – А может, и не его, – подхватил Ашворд с благодарностью, не заметив насмешки. – Да-да, это было так мельком… Мы покинули седла, конюхи разобрали поводья и увели, сэр Ашворд сделал галантный приглашающий жест в сторону раскрытых дверей. Мы больше ничего не спрашивали, а он в свою очередь словно бы не заметил, что теперь у нас на поясах мечи. Ордоньес поднимался по ступенькам настолько серьезный и непривычно задумчивый, что Торкилстон спросил встревоженно: – Что-то случилось? – Да… – ответил Ордоньес тяжело. – Что? Я могу помочь? – Не знаю, – ответил Ордоньес. – Вопрос очень серьезный. – Да что тебя мучает? Ордоньес сказал со вздохом: – Время обеда… Никак не решу, сейчас нажраться, чтобы ремень лопнул, или же дождаться приема у короля. Как думаешь, кормить будет? – Наверное, – сказал Торилстон разочарованно. – Тогда, может быть, не есть сейчас? У короля вкуснее? Торкилстон отмахнулся, мы шли через залы, придворных не очень много, стоят обычно группками, перешептываются, все обратили внимание на необычных гостей, мы задрали носы и двигались гордо, как вдруг из соседнего зала вышла группа закованных в железо воинов, впереди взбешенный барон Унгер, весь в черном железе, только шлем за ним несет молодой воин, не сводя с повелителя преданного взора. Он издали узнал меня, ускорил шаг и взревел так, что под сводами заметалось эхо: – Ты!.. Посмел!.. Да я тебя… Я отодвинул в стороны Торкилстона и Ордоньеса, что уже взялись за рукояти мечей. – Не мешайте. Пусть орет. Барон надвигался на меня огромный и с выкаченными глазами, губы трясутся от бешенства, я ощутил прилив жгучей ненависти, ненавижу таких, ненавижу с детства, всегда мечтал поквитаться, и пусть это не тот, но все равно такая же сволочь… Я сказал холодно и надменно: – Не брызгай слюнями, смерд. А то велю выпороть на конюшне. Он задохнулся в бешенстве, лицо побагровело. Глаза стали еще больше, не может поверить, что кто-то смеет перечить тому, за чьей спиной маячит грозная фигура герцога Хорнельдона. – Ты сейчас умрешь! – Ты дурак, – сказал я так, чтобы услышал он, и, улыбнувшись кротко, добавил: – И говно собачье. Он завизжал, весь перекосившись, бросился на меня в диком бешенстве. Руки вытянул с намерением ухватить за горло. Лапы огромные. Ухватит – мало не покажется, я шагнул в сторону и дал ему подножку. Упал с таким грохотом и лязгом, словно обрушился стенобитный таран, там взревел и начал тяжело подниматься. Его воины поспешно образовывали вокруг нас широкий круг. Я сказал громко: – Как видите, я не хочу драться. Будьте свидетелями. Кто-то крикнул с презрением: – Дерись, трус! Его поддержали другие голоса: – Побудь хоть немного мужчиной! – Не позорься! Я развел руками. – Как скажете. Это вы хотели, не я… Барон поднялся и ринулся, наклонив голову, как выпущенный из катапульты обломок скалы. Я снова быстро шагнул в сторону, а ему дал мощный пинок под зад. Он вломился в своих рыцарей, повалил сразу трех, долго барахтались, как черепахи в железе. Я лицемерно вздыхал и разводил руками, но внутри уже все кипит от ненависти и жажды бить эту сволочь, бить и снова бить. Наконец они поднялись все четверо, он снова бросился на меня, но уже осторожнее, затормозил передо мной, железный кулак мелькнул у самого лица. Я уклонился и свирепым ударом разбил ему сперва рот, так что кровь брызнула и на грудь, затем ударил в нос и услышал, как хрустнули хрящи. Он орал и размахивал огромными кулаками. Каждый удар способен свалить с ног быка, я либо уклонялся, либо принимал вскользь на плечи и локти, двумя нацеленными ударами выбил зубы и с лютой радостью смотрел, как он выплевывает это крошево вместе с кровью. Он еще кипел яростью, но я видел, как на лице появляется страх и непонимание, как это впервые бьет не он, а посмели бить его? Я смотрел, как он поднимается с четверенек, на ладонь выхаркивает выбитые зубы, его рыцари угрюмо шумят, их голоса заставили Унгера подняться и снова ринуться в бой. Я следил за ним налитыми кровью глазами, слишком взбешенный, чтобы думать о милосердии и человечности, и когда эта туша с диким ревом понеслась на меня, схватил его за волосы, сжал в кулаке. Лицо его перекосилось болью, я откинул ему голову назад, чтобы обнажилось беззащитное горло, и прошипел, глядя ему в глаза: – Ну что, тварь? Это не с беззащитными крестьянами драться? Это не то, что унижать тех, кто страшится твоего сюзерена? Он хрипел, даже не стараясь вырваться, лицо залито кровью, но я видел, как ярость уже испарилась, теперь им владеет дикий животный страх. В его глазах я видел, что огромный страшный и непобедимый зверь нависает над беззащитным ягненком и готов вонзить в него зубы. Из дальнего зала, за которыми покои короля, выбежал взволнованный церемониймейстер и почти бегом заспешил в нашу сторону. Я понял, что сейчас повелят, крикнул громко: – Да будет, как ты сам хотел!.. Моя ладонь обрушилась ребром на горло барона. Он захрипел. Я тут же выпустил волосы и отступил. Церемониймейстер прокричал запоздало: – Его Величество велит прекратить поединок… Я ответил громко: – А такое есть в правилах? Этот барон…. Он в самом деле барон?.. Сам настоял, чтобы поединок был насмерть. Рыцари, сломав круг, подошли к барону, что раскинул руки и смотрит в потолок безжизненными глазами. На меня поглядывают с угрюмой злобой, но никто не решается сказать слова, все видят, как я слежу за ними налитыми кровью глазами и жду только повода, чтобы растерзать еще кого-нибудь. |