Онлайн книга «Сторож брату своему»
|
– О храбрец! Тебя схватили безвинно, о лев воинов пустыни! Я посвещаю тебе ответные бейты! Ни в шутку, ни всерьез не называй Того, что недостойно, шествуй мимо. Неподобающее обходи И накрепко запомни, правоверный: «Когда умрешь, за все дела дурные Держать ответ ты станешь, человек». [17] Казим топтался и чувствовал себя невыразимо погано: вой гончих Манат, глупые причитания трусливого бедуина и словоблудие таифцев настолько не сочетались между собой, что положение мучительно понуждало его пойти в сторону и облегчить желудок – хоть так, хоть эдак. Более того, Казим был уверен, что ответные бейты обращены как раз к ним, ушрусанцам. Точно – толпа вскипела криками: – О доблестный! – Клянусь Всевышним! Пусть моя жена станет вдовой, если эти скверные, эти неверные, эти подлые огнепоклонники наложили на тебя руки справедливо! Прекрасно. Самое время пойти блевануть. Но в пустыне выли, выли псы богини, так что отлучиться Казим боялся до той самой усрачки. Над камнем и пускающим слезы и слюни Джаффалем стоял господин нерегиль и молча, неподвижно, чего-то ждал. И вдруг Казим почувствовал… это. Спиной. Всем хребтом. Это было очень, очень тихим. Словно бабочка порхала. А кругом гомонили, выли, стонали и причитали. Но айяр уже раз слышал это – и не мог ни с чем перепутать. А еще Казим с ужасом понял, что гончие замолчали. Словно слушали, слушали то же самое, что и он. Звяк. Звяк. Звяк. И тихий, призрачный голос, проникающий в слух, как таракан заползает в ухо к спящему: Мой муж?.. Где же мой муж?.. Сколько людей, неужели тебя нет среди них, о Джундуба?.. Нерегиль медленно повернул лицо к тропинке – айяры держали ее свободной. Впрочем, желающих взлезть на страшный холм с жертвенником оказалось не так уж много. Звяк. Звяк. Звяк. Тарик криво, одним уголком рта улыбнулся. Истекающий потом Джаффаль поперхнулся очередным молением. И обернулся. Лицо бедуина исказил такой всепобеждающий, смертный, останавливающий кровь в жилах ужас, что Джаффаль лишь раззявил рот и не смог выдавить ни звука. Звяк. Звяк. Звяк. Вдруг стало тихо. А следом раздался жалобный, горестный вскрик – словно разбивались тысячи стеклянных сосудов: Ты! Что ты со мной сделал? Что это у меня на груди! Больно! Больно! Больно!.. – Забирай его кровь, госпожа, – спокойно выговорил Тарик. С железным шорохом вынул из ножен меч и коротким, почти без замаха ударом снес Джаффалю голову. Толпа взвыла, как тысяча шакалов. – Без суда! Он убил его без суда! Что же это делается, о правоверные! Но Казиму было совсем не до воплей. Айяр трясся и стучал зубами, как на лютом морозе. Стоявшее на коленях безголовое тело принялось заваливаться на бок. Из шеи плеснула кровь – и мгновенно иссякла в воздухе, словно вода, поглощенная жаром пустыни. Успевшие упасть на песок веерные капли исчезли с шорохом испаряющейся на дне казана жидкости. Ааааааах… Прозвучал рядом с Казимом тихий, сытый вздох. Айяр стиснул зубы, чтоб не заорать. Труп с сухим, деревянным стуком грянулся о землю – и развалился на части. Страшное присутствие покойницы пощекотало Казиму спину, заставило намертво стиснуть пальцы на рукояти сабли – и развеялось. Тарик медленно кивнул, встряхнул меч и убрал его в ножны. А потом так же неспешно развернулся к перекрытому камнем жертвенника тоннелю и с достоинством, низко поклонился черноте. – Твоя просьба исполнена, о Манат, – тихо сказал сумеречник. Казим перевел дух, отпустил помертвевшие пальцы с рукояти оружия – и понял, что под холмом орут с прежней силой. А кое-кто даже лезет вверх. Приглядевшись, ушрусанец злобно фыркнул. Конечно. Мулла и имам, кому ж еще быть. – Как смеешь ты, кафир, казнить правоверного без суда! – Имам остановился на приличном расстоянии от ушрусанского оцепления и принялся грозить сухим длинным пальцем. Его поддержал мулла – зычным голосом, привычным к произнесению проповедей: – Пусть лучше говорят: доблестного Джаффаля сожрали звери пустыни и он умер без погребения, чем рассказывают, что его убил неверный! И как! Ты принес в жертву правоверного! Как ты посмел, о сын греха! Ответишь за это по закону! Толпа счастливо заверещала: – Да! Да! Разоритель масджид! Подлый кафир! Чтоб вы все сдохли! Ты погубил правоверного ради языческого капища! Шарийа! Шарийа!.. И согласно, как огромный зверь, подалась вперед. Ушрусанцы быстро переглядывались и кивали друг другу. Лучников – в линию. Один залп, и крикуны разбегутся по домам. Словно уловив эти мысли, нерегиль приглашающе отмахнул ладонью шестерым айярам – те уже стояли со снаряженными луками. Через мгновение гудящий в темноте дождь стрел зашикал и заколотил по толпе. Часть стрел зацокала по камням – недолет, в темноте ж стреляли, навесом. Но кто-то упал как подкошенный, а кто-то заревел от боли – ранили. Толпа завизжала, откатилась – и обратилась в бегство. На тропе остались лишь растерянно озирающиеся мулла с имамом. Тарик криво улыбнулся. И негромко, но очень внятно проговорил: – Я очень удивлен, почтеннейшие, что с вами нет кади Таифа. Те запереглядывались. Нерегиль снова поднял уголок рта в улыбке: – Ах да. Я совсем забыл. Он умер на рассвете, упав лицом в поилку для скота перед своим домом. Даже до молитвы не дошел, какая жалость… Шамс ибн Мухаммад и Хилаль ибн Ибрахим принялись пятиться, но Тарик наклонил к плечу голову и улыбнулся широко, с видимым удовольствием: – Куда же вы, почтеннейшие? Вы еще не рассчитались с богиней за то, что сделали! – Мы не верим ни в какую Манат! – заорал имам. – Ничего страшного, – окаменел лицом нерегиль. – Она в вас тоже больше не верит. И, уже не сдерживая ярости, рявкнул: – Шарийа? Шарийа?! Когда Катталат аш-Шуджан удерживали в чужом доме, а потом убивали – это тоже было по шарийа? Вы знали и молчали – почему?! Где же был ваш за- кон, когда совершалось тайное убийство, про которое знали в Таифе все от мала до велика?! Мулла вскинул руку: – Не смей обвинять нас, о неверный! Приведи четырех свидетелей – и поговорим! А так – отцепись, пес, ты ничего не докажешь! |