Онлайн книга «Сторож брату своему»
|
– Можешь убить меня – и потом объяснять хозяевам, чье тело нужно зарыть в саду. И платить за молчание. А можешь дать мне денег, и я пригожусь получше молчащих парсов. Ибо я скажу вашим преследователям нечто, что собьет их со следа. И возьму за нужные слова меньше, чем эти проныры. – Сколько? – вежливо поинтересовался Амаргин, не отнимая руки от оружия. – Один ашрафи, – пожал плечами айяр. – Ты-ыы… как вы себя называете… ашшарит? – все так же вежливо улыбнулся сумеречник. – Да, я правоверный, – серьезно склонил бритый затылок человек. – От тебя потребуют клятвы именем вашего бога, – Амаргин погрозился пальцем. – Я что-нибудь придумаю, – улыбнулся в ответ айяр. – Что? – Тонкие брови приподнялись в изумлении. – А ты подожди и увидишь, – человек весело оскалил белые зубы. Из-за спины хлестнул злобный резкий окрик: – Сколько можно, Амаргин! Прикончи его и дело с концом! Вздохнув, сумеречник соскочил с коня. И сказал стоявшему с невозмутимым видом айяру: – Мы заключим с тобой пари, человек. Обманешь солдат – я проиграл и отдам тебе ашрафи. Не обманешь солдат – я выиграл. И ты отдашь мне свою жизнь. – По рукам, – кивнул айяр. И зачем-то посмотрел вниз, на свои пыльные босые ноги, стоявшие на смятом протертом коврике. А потом протянул грязную ладонь с черными обкусанными ногтями. Амаргин пожал плечами и положил сверху свою – тонкую и золотисто-смуглую. * * * В ярком рассветном сиянии голые холмы казались нарядными и умытыми. Завидев длинную, с облупившейся побелкой стену и пальмовую листву над ней, конники дали шенкелей – свежие лошадки шли споро, радуясь наступающему дню. У самых ворот расстилал молитвенный коврик какой-то попрошайка – в последнее время их развелось видимо-невидимо, как мух на базаре. Народишко нищал, пытаясь выплатить новую, «корабельную» подать, многие распродавали имущество, отсылали семью к родственникам и шли побираться в города и на большой торговый тракт. Засыпав человека пылью, каид придержал бьющего копытом коня. Тот недовольно крутился, взбивая рыхлую землю, и грыз мундштук, пуская по уздечке слюни. Нищий, еще довольно молодой кстати, все еще стоял на коленях. Опасливо подняв голову, он поглядел на качающееся над ним шипастое стремя. – Эй, ты! Давно здесь сидишь? – осведомился каид, разворачивая коня к сжавшемуся на коврике оборванцу. Коврик был вытерт до ниток и изрядно поблек под солнцем. – Со вчерашнего вечера, о господин, – да будет милостив к тебе Всевышний! – смиренно покивал бритой головой нищий. – Тогда ты должен был видеть всех, кто проезжал мимо, о правоверный! – важно сказал каид, поднимая вверх палец. – Да, господин, – да умножит твои года Всевышний и да пошлет тебе свои милости и умножит твое имущество! – Ты видел отряд сумеречников верхами, числом с десяток или около того? А может, ты видел вооруженных верховых такой численности? – А как же, видел, господин! – Когда? – Каид аж привстал на стременах. – Да сейчас вот и вижу! – удивленно сообщил голодранец. – Тьфу на тебя, шайтан! – заорал каид и замахнулся плетью. Нищий скакнул со своего коврика в сторону, уворачиваясь от удара. Плюнув под стремя, каид раздумал бить туповатого, но правоверного ашшарита. Побирушка на всякий случай отполз подальше от молитвенного коврика, продолжая испуганно коситься на плеть. – Поклянись именем Всевышнего, что говоришь правду, – устало отмахнулся рукой каид. – Клянусь именем Всевышнего, что не видел никаких сумеречников, с тех пор как сижу на этом месте, – с готовностью выпалил побирушка – и ткнул грязным пальцем в пыль перед собой. – Возвращаемся в Харат, – устало сказал каид, натягивая поводья. Найти сумеречников они захотели, еще чего. Да они небось в птиц или во что похуже оборотились и давно смылись, шайтановы отродья. Да и не сказать чтобы каиду особо хотелось встретиться с отрядом, оставившим от гвардейского десятка и дюжины вооруженных гулямов обгоревшие кости в оплавившемся железе. * * * Наблюдая поднятое копытами облако пыли, айяр улыбался. Заслышав за спиной скрип дверей, он обернулся: – Ну, что скажешь, самийа? Золотистое существо мягко ступило за порог: – Ты меня удивил, человечек. Высокие скулы поехали еще выше – в широкой улыбке, приподнимающей и острые уши, и уголки по-кошачьему удлиненных глаз. – Держи. В длинных смуглых пальцах перекатывался, как у заправского фокусника, ашрафи. Блеснул и соскочил к айяру в ладонь. Пряча золотой в кошель у пояса, человек зевнул, потягиваясь: – А я знал, что ты согласишься. – Почему? – поднял брови сумеречник. И уселся на свободное место на коврике. – А я про вас много сказок слышал – и во всех сказках вы страсть какие любопытные. Через это любопытство и прогораете, – и айяр снова блаженно потянулся, чуть не заехав рукой по вовремя пригнувшейся золотоволосой голове. – Ашшариты рассказывают про нас сказки? – косясь на возвращающуюся над его затылком руку, поинтересовался лаонец. – Насчет всех ашшаритов не знаю, но вот мое племя, кальб, рассказывает точно, – сказал айяр. И встал, отряхивая с колен пыль. – Ты бедуин? – Ага… – Куда собираешься теперь? Свои навряд ли тебе обрадуются – после того как ты заработал золотой… Бедуин беспечно пожал плечами: – Обратно в пустыню. Я скопил достаточно, чтобы жениться и купить коней и верблюдов. А вы куда пойдете? Искать будут – найдут, кто-нибудь да выдаст… – Не будут, – усмехнулся сумеречник. – Да ладно? – Не будут. Вам скоро станет не до того, чтобы гоняться по дорогам за какими-то сумеречниками. – Эй! – Бедуин плюхнулся обратно на коврик. – Ты меня подначиваешь! Ну ладно, выиграл – теперь я любопытный. Что такого должно случиться, что вас не будут искать? Острые уши, торчащие из огненно-золотых кудряшек, снова поехали наверх – самийа улыбнулся. И сказал: – В этом саду остановился на ночь гонец барида – думал, доберется до Харата к вечеру, да конь подвел. Пришлось оставаться ночевать. – Что-то они разъездились, эти гонцы барида… – покосился на сумеречника айяр. – Вот-вот, – вежливо подтвердил самийа. – А поскольку мы, сумеречники, действительно крайне любопытные существа, то мы залезли к нему в сумку. И прочитали фирман, который он везет. |