Онлайн книга «Сторож брату своему»
|
Почему тебя не было на той дороге, Тарег… * * * Возможно, потом чернота стала обмороком. Выглядывая из собственных глаз – там что-то есть? в оконца смотрят? – Тарег увидел, наконец, привычное. Черный кот у дальней стены. Ты все-таки пришел, Имруулькайс. Маленькая черная фигурка не двигалась. Почему ты здесь, Тарег?.. Ты хочешь мне сказать, Имру, что, будь я там, я бы этого не допустил. Да, Имру? Кот молчал. Это мне за Али ар-Рида. Я убил его тогда, чтобы спасти женщину с ребенком. Убил… праведника. Теперь Он наказывает меня, забирает другую женщину, другого ребенка… Кому какая разница, что виноват я, а убивают их, для Творца это такие мелочи, нас у Него много… Кот молчит и не шевелится. Почему ты здесь, Тарег? Говоришь – гордыня?.. Гордыня и гнев. Вот как. Говоришь, стоило промолчать в ответ на дурацкую подначку глупой девчонки… Ах, в чем корни гнева… Я посмел полюбить чужую жену, разве нет? Говоришь, я ее не любил? Только желал? И не стерпел, когда девчонка напомнила об ошибке? Я знал, что ты это скажешь, Имруулькайс… Почему ты здесь, Тарег?.. Потому что поверил, Имру. Человеку, который поклялся Именем. А потом взял и нарушил клятву. Я – глуп, он – молодец, а Ему – все равно. Говоришь, справедливость не всегда очевидна? Чушь, Имру. Ее просто не существует. Посмотри на меня и мою Клятву. Ах, она нужна, чтоб людей спасти? Людей, Имру, нужно испепелить. Всех. Вот это была бы справедливость. Ах, Ему жаль их… И меня, говоришь, тоже жаль… А не нужна мне Его жалость, Имру. Возвращаю жалость с поклоном и орудием спасения быть отказываюсь. Всё. Какая же вокруг темнота. * * * В глазах стоял мрак. И свет во тьме светит, кто-то сказал. И тьма не объемлет его. Неправда. Еще как объемлет. Какая же долгая, непроглядная ночь. * * * Поставив лапы на заваленную пушистым мехом грудь Тарега, джинн настороженно принюхивался к его дыханию. Оно было горьким, миндальным на запах. До сухой кожи лица невозможно было дотронуться – обжигало подушечки лап. – Эй… – осторожно позвал он нерегиля. Даже вылизать нельзя – язык спалишь. Тарег мотал головой и тихо бормотал. Прерывистым, задыхающимся шепотом. Короткие, еще не отросшие волосы торчали слипшимися от пота вихрами. Тогда кот мрачно решился: дрожа задними лапами и в ужасе глядя назад, враскоряку попятился – и сунул в полузамерзшую чашку с водой кончик хвоста. И тут же, мявкнув, выдернул. Охнув и поминая пророка Ахура-мазду, джинн развернулся задом к лицу тающего от жара нерегиля. И принялся водить мокрым, капающим хвостом Тарегу по лбу. Капли стекали по векам, скатывались в уши. – Ох… – прошептал нерегиль. И попытался протереть глаза и отмахнуться. – Полдореа, – рассерженно сказал джинн, – у тебя не понос, так золотуха! Ты чуть не помер в яме, а здесь умудрился подхватить лихорадку! Я сначала не поверил, когда племяш мне сообщил! Нет, думаю, я, конечно, с ним в ссоре, но пойду посмотрю, как там чего! И что же я здесь вижу? Чего?.. Чего ты там бормочешь? Чтобы разобрать сиплый шепот, ему пришлось подсунуть ухо под самые губы нерегиля. – Всю ночь с тобой беседовал? Я? Покачав ушастой головой, джинн вздохнул и снова присел над чашкой. Растопырившись и в отчаянии пихая хвост в ненавистную субстанцию, он хотел было сказать Тарегу, что тот бредит, но раздумал. В конце концов, с горячечными больными не спорят, даже если они несут полную чепуху. – Хорошо я к тебе успел, кокосина, – снова вздохнул Имруулькайс. – Что б ты без меня делал, сиятельство безмозглое, злобное и упрямое… И снова положил мокрый хвост Тарегу на лоб. Пока эти смертные придурки не хватятся, и так сойдет. В чашке было еще полно воды, слава вечному свету… Нерегиль слизнул скользнувшую мимо носа каплю и открыл глаза. В бойницах над головой голубело раннее, холодное и ясное утро. Внизу грохнуло железом, послышался скрип. И топот подкованных сапог на лестнице. Тарег знал, что это. Он даже почти это видел: на башню поднимается человек в желтом кожаном панцире гвардейца-южанина, устало переставляя со ступени на ступень запыленные сапоги. В правой руке он сжимает деревянный футляр, перемотанный витым красным шнуром с яркой кляксой печати. Все завершилось. Благополучно убивший брата, невестку и племянника, нарушивший все возможные клятвы халиф Абдаллах аль-Мамун посылал ему фирман, в котором именем Всевышнего повелевал явиться в столицу. – Будьте вы все прокляты, – прошептал Тарег расплывающемуся в горячих глазах каменному потолку. – Не сипи, Полдореа, – серьезно сказал джинн, подбирая хвост. Он тоже услышал топот на лестнице. – И не бесись больше. Нам всем осталась от силы пара-тройка лет, и провести их в тюряге – не самая хорошая мысль, княже. Как, согласен? Посмотрев в большие зеленые глаза, Тарег с усилием кивнул. Получилось поелозить головой на мокром от испарины мехе. – Что-то ты слишком легко согласился, – с подозрением пробормотал джинн. – Ну ладно, сиятельство, мне пора… И, оглянувшись на заскрипевшую дверь, растаял в мягком утреннем воздухе. * * * Мадинат-аль-Заура, Младший дворец, незадолго до этого Гремя снаряжением, воины топали по горячему песку. Над головами качались веерные листы пальм, припекало. Сахль ибн Сахль стиснул зубы: ну да, все как докладывали. Под акациями Длинной аллеи стояли паланкины. Черные полуголые носильщики сидели, ковыряли в зубах. Мимо туда-сюда бегали женщины в ярких платьях. А вон и братец – Хасан ибн Сахль размахивает руками, вертя головой в зеленом тюрбане. Завидев Сахля с отрядом, Хасан побледнел и задрожал губами: – Не надо, не надо… Женщины сбились в стайку – сколько их? Семеро, восьмеро? И где, шайтан всех задери, ребенок? – Где они? – жестко спросил он брата. Тот, как всегда заикаясь, забормотал: – Н-ну… н-ну… з-зддесь… – Обыскать все! – рявкнул Сахль. Солдаты кинулись к паланкинам. К нему подтащили отбивающуюся раскосую девчонку в ханьском синем с драконами платье: – Имя?! Та прищурила и без того узкие глаза и прошипела: |