Онлайн книга «Прекрасный новый мир»
|
– Да уж, граф, – не открывая глаз, произнесла Мельсиль, – такого я от вас не ожидала… Грон напрягся. – Да и от себя тоже… – закончила принцесса и, взмахнув ресницами, уставилась на него своими завораживающими глазищами. Грон молча смотрел на нее. – Ну что молчите? – требовательно спросила Мельсиль. Поведя плечами, она освободилась из его объятий и села, а затем гибким и каким-то змеиным движением опустилась на его грудь, коснувшись ее своими сосками. – Что вы теперь намерены делать с бедной девушкой? Грон несколько мгновений смотрел ей в глаза, в которых явно прыгали веселые чертики, и с каким-то чудовищным облегчением, как будто буквально гора с плеч свалилась, весело заявил: – Жениться! К костру они вернулись часа через три. Гуляш, который Брован все это время держал на углях, уже слегка перестоял (да даже и не слегка), но оба уписали его с удовольствием. А потом еще некоторое время сидели вроде как чинно рядышком, но испытывая удовольствие оттого, что просто касаются друг друга плечами… Уже гораздо позднее, когда принцесса спала в специально слаженном для нее бывшими браконьерами шалашике, Брован, вернувшийся с настораживания силков, присел рядом с Гроном у костра и после минутного молчания тихо произнес: – Поздравляю, онотьер. – С чем? – удивился Грон. Но Брован только ухмыльнулся и махнул рукой. – Да нет уж, поясни, – потребовал Грон. Брован покачал головой. – Ну если дамочка, которая стервозничала всю дорогу, сегодня возвращается из леса вместе с парнем, на которого все это время набрасывалась, но с абсолютно счастливой ро… кхм, то есть просто с ну очень довольной физиономией, а за весь вечер мы не слышим от нее ни единого худого слова, значит, у парочки все наконец-то сладилось. Грон некоторое время раздумывал над его словами, а затем озадаченно спросил: – То есть ты считаешь, что она все это время… – Не это, онотьер, уж можете мне поверить. Еще когда вы только приехали в Загулем, она уже смотрела на вас… ну как смотрят бабы, когда им совершенно ясно, что вы уже никуда от них не денетесь. А вы все как-то не понимали и не понимали. Мы уж в оноте даже биться об заклад стали, когда до вас это дойдет, еще летом или только осенью. А уж как она на вас смотрела в последнюю седмицу… Грон сердито нахмурился. А он-то считал, что взбрыки и капризы Мельсиль вызваны ее привычкой к тому, что всегда и во всем последнее слово остается за ней. Но это означало, что ее обещание не пытаться влюбить его в себя и предложение дружбы было не чем иным, как… Да нет, не может быть… Или может? Он стиснул зубы и яростно потер лицо ладонью. – Да вы не расстраивайтесь, онотьер, – дружелюбно сказал Брован, – вы-то еще молодой, а вот я хоть и поболее вашего на свете прожил, а уяснил только одно: никогда нам, мужикам, баб не понять. Хоть сто лет живи, хоть сто тридцать… Он даже не подозревал, насколько прав. – …но, мне так мыслится, что это и не нужно. Когда Первый Владетель нас такими разными творил, он, наверное, что-то знал этакое, что нам неведомо. Потому-то так и сделал. Значит, так нам с ними и жить. Грон машинально кивнул и замер. – Постой, Брован, ты сказал… Первый Владетель. Брован вздрогнул. – Я… это… то есть… ну… – Не юли. Брован поник. – Да не хотел я, онотьер, само вырвалось. – Что вырвалось? – Ну это… Грон понял, что столкнулся с каким-то табу. А это означало, что он наткнулся на нечто могущее принести еще некую крупицу информации о скрытых энергиях, двигающих этим миром. – Брован, – этак ласково-проникновенно начал Грон, – я никогда не слышал о Первом Владетеле. Расскажи мне. – Неужто? – Изумление Брована этим заявлением своего онотьера было столь велико, что многое сказало Грону. Это была легенда. Находящаяся под запретом, но известная очень многим в этом мире. Среди крестьян и городских низов так почти каждому. И за ее упоминание любому ослушнику грозила немедленная и публичная казнь. Во многих странах и местностях разная, но непременно мучительная. Легенда гласила, что когда-то, во времена золотого века, люди жили богато и счастливо. У каждого крестьянина непременно были лошадь и две коровы, покосы были у общества, а не у барона, ну а любой городской нищий каждую седмицу, в День благодарения Владетеля, непременно получал милостыню в целый золотой. И во всем мире был только один Владетель, Первый, он заботился о людях, для коих по поручению Первого Творца являлся учителем и наставником, и не допускал нигде зла и несправедливости. А потом люди, которых он избрал себе в помощники и с которыми щедро поделился своей первородной силой, возжаждали власти. И захотели навсегда присвоить себе силу Первого Владетеля, которой он наделял их, чтобы они творили добро и восстанавливали справедливость. Для чего они восстали против своего Господина и лишили его всей силы, растащив ее по кускам. И с той поры с лица земли исчезло добро и ушла справедливость, а люди вынуждены влачить свое существование в юдоли зла и скорби. Ну а злые Владетели, отринувшие своего Господина, больше всего боятся, что Первый Владетель, который горько жалеет о том, как низко пали его бывшие слуги и помощники, решится их наконец-то наказать и вернуть себе свою природную силу. И вот тогда вновь вернется на эту землю золотой век… Когда Брован закончил рассказ, Грон некоторое время осмысливал сказанное. Он-то знал о том, как устроены миры, намного больше, чем Брован, и только что рассказанная легенда навевала ему кое-какие ассоциации с его прошлым миром. – А почему она под таким строгим запретом? – спросил он у Брована спустя некоторое время. – Так кому понравится, когда тебя считают вором и бунтовщиком, предавшим доверие господина? – удивленно пояснил Брован, дивясь непонятливости онотьера. Грон понимающе кивнул. Ну конечно… – Значит, за этим запретом стоят Владетели? – Ну а кто же еще-то? Грон снова помолчал, а затем попросил: – Брован, а расскажи мне ваши сказки. – Сказки? – Ну да. Сказки, которые тебе рассказывали в детстве. Сказки очень многое могут поведать о жизни и ценностях людей. И сколько бы европейцы ни кичились своим гуманизмом и исконной культурой, их сказки, наполненные не только людоедами, вампирами, оборотнями, но и родителями, заводящими детей в лес и оставляющими их на съедение диким зверям, рудокопами, в обмен на богатство продающими сердце и затворяющими вместо него в груди камень, срывают занавеси с мрачноватого европейского подсознания. И сразу становится понятно, почему в кукольно красивой и благополучной Голландии появляется целая организация педофилов, годами похищающая и насилующая детей, да еще и с европейской пунктуальностью ведущая видеоархив этих преступлений, а в богатой и добропорядочной Австрии отец так же годами держит взаперти и насилует собственную дочь… |