Книга Плата за страх, страница 58 – Петр Акимов

— Не надо мне тут… Не стройте из меня идиота. Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. — Его переход на «вы» означал крайнюю степень недовольства. — Если человек выставляет себя не таким, как есть… Значит, он чего-то добивается. И не крутите! Зачем вы притворялись какой-то квазимодой, зачем? Ну?!

Она посмотрела на него упрямо, исподлобья и спросила:

— Хотите правду?

— Да.

— Всю правду хотите?

— Ну!

— Я старалась избежать лишнего вашего внимания. И так хватает проблем с вашими амурными делишками.

— Вот как? — Он, казалось, вполне искренне удивился. — Это вы об Ирине? И мое внимание вам было бы неприятно?

— Отвратительно!

Ей уже нечего было терять.

— Та-ак, — машинально помешивая кофе в чашке, обиженно протянул Воротников. — Значит, даже омерзительно? Допустим. Ладно, это — объяснение. Допустим. Хорошо, идите. Давайте обзванивайте клиентов насчет решений этого «киндер-сюрприза» — нового премьера.

Она решила, что на этом вопрос исчерпался. Шли пятые сутки, как над ними с Зайкой нависла угроза, и это ее изрядно вымотало. Но зато у Воротникова, которого Надежда запретила вводить в курс событий, сил прибывало. Вечером, выслушав резюме о планах клиентуры, он вдруг сказал ни с того ни с сего:

— Я думаю все-таки, как женщина одевается на службе, не совсем ее личное дело. Понимаете? — Он столь красноречиво посмотрел при этом на ее грудь, вернее, на соответствующее ей место, что она рассердилась:

— Мы уже закончили разговор на эту тему!

Воротников рассмеялся, закинув шелковистую бородку, в которой посверкивали седые волоски:

— Где были мои глаза! Давно меня так не лажали. А вы, когда сердитесь, вообще прелесть. Простите, но теперь уже не могу относиться к вам по-старому. Только что заметил: у вас не макияж, а натуральная штукатурка! Что, вкуса не хватает?

— Вам что, мало проблем? — Тамара смотрела в золотистые глаза с угрюмым вызовом. Ожил, жеребчик. Пора съезжать.

— Но согласитесь, — на «вы», но без недовольства сказал шеф, если бы вы служили не только опорой, но и украшением фирмы, это бы хорошо сказалось? В присутствии красивой женщины легче сдерживаться и быть тактичнее, правильно?

Служила! Она уже служила одному и опорой, и украшением. Гаврилов молодец: научил на всю оставшуюся жизнь. Больше она на подобное не купится.

— Вам мало Ирины Павловны?

Воротников побледнел от злости, но постарался взять себя в руки:

— Перестань. При чем тут она? Ты на редкость хороший работник, и я не хочу тебя терять. Но что плохого, если б ты выглядела посимпатичнее?

Она потупилась — если он ее выгонит, она не сможет с ним сутяжничать. Она не может шантажировать человека, которого кормила с ложечки. Ответила сухо:

— Конечно, Валерий Захарович, я завишу от вас. От зарплаты, которую вы платите. И уходить из «Аметиста» мне страшно. Но только подонок может пользоваться тем, что женщине приходится цепляться за приличную работу. Вы — такой?

— Так. — Он растерялся. — Значит, я — подонок? Чего молчите? Почему? Чем это таким я пользуюсь?

— А тем хотя бы, что я должна терпеть этот разговор! Мне можно тыкать, меня можно обсуждать, а я ни по морде не дам, ни… Ни уйти не могу, хлопнув дверью. Хорошо, да?

Она подняла голову и увидела, что он уже малиновый и едва сдерживается. Но ей терять уже нечего: ее достали со всех сторон. Похитители требовали одного, Кузнецова другого, а тут еще этот пристает с потягушками.

— И вам ведь не стыдно? Вот что ужасно: вам даже не стыдно! Или вам еще и нравится?

Тамара отвернулась, ожидая приговора. Она отдавала себе отчет, что не только из-за нужды в деньгах не хочет уходить от него. Но и стать для него новой Колосковой она не может.

— Извините, — после паузы услышала она. — Извините, ничего подобного я и в мыслях не держал! Возможно, я себе позволил лишнее. Возможно. Но ведь и мне приходится много чего терпеть!

Он оправдывался. Не перед ней — перед самим собой. Выруливал на свои резоны.

— И опоздания всякие, и забывчивость, и путаницу вашу бабскую я же терплю? Терплю. И лень. Почему же и моим сотрудницам немного не потерпеть, если я даже в чем-то не прав? Что вы — люди, вам можно ошибаться, а я ангелом должен быть?

— Когда я опаздывала? Или путала? Я что, мало вкалываю?

— Ладно, вы — нет. Зато другие путают!

— А я — не другие! Почему я должна выслушивать? Я же про вашу одежду ничего не говорю. Как хотите, так и наряжайтесь.

— Хорошо. Я прошу прощения, — решив что-то для себя, осторожно сказал Валерий Захарович. — Впредь буду держаться в рамках. Но если я сейчас перейду на «вы», люди заметят, лишние разговоры. Разреши мне… в знак, что ли, дружелюбия обращаться по-прежнему? А я взамен, ну, не знаю что. Придумай что-нибудь, я заранее согласен. Договорились? Не молчи: простила?

— Да. Извините.

— Ладно, забыли. Но насчет одежды ты не права. — Он, как ни в чем не бывало настаивал на своем. — Мы работаем с людьми. Они не только встречают по одежке. Тебе все чаще приходится участвовать в переговорах. Для успеха надо выглядеть, как клиенты. Резонно?

— Не знаю. У меня нет денег, чтобы так наряжаться.

— Деньги не проблема. Давай я дам. Ничего унизительного! Служебная спецодежда. Значит, договорились! Завтра бери Володю и давай по магазинам. Теперь о лондонском фиксинге на золото…

Прежде не раз случалось, что, отдав не очень существенное распоряжение, Воротников надолго о нем забывал. Но на сей раз, когда она утром принесла ему завтрак, он встретил ее необычно:

— Привет, красавица! Так, ставь поднос. Володя на месте?

— Да. Доброе утро.

— Доброе-доброе. Вот, бери этот конверт и давай отоваривайся. Смотри, про салон не забудь!

— Какой салон? — растерялась Тамара. Права Надька: дура она дура. До седых волос дожила, а все еще в мужскую совесть верит.

— А тот, в котором женщин красят, завивают и прочее. Кстати, чеки не забудь! Это не какие-то фигли-мигли. Все по работе, через бухгалтерию. Не тяни, отправляйся. Мне просто не терпится увидеть тебя в нормальном виде. И к тому же сегодня у нас тут будут гости. Деловые. Проверим на практике мою теорию о влиянии на дела твоего внешнего вида.

Он опять глянул на нее мерзким, ощупывающим взглядом.

Тамара ощутила, как жар заливает щеки. Она растерялась от неожиданности. А этому все как с гуся вода. Он что, считает ее своей рабыней? Но как возразить? Пока еще все на ниточке и с Зайкой, и с ней самой. Случись такое неделю назад, она отказалась бы наотрез. Могла даже уйти. И тогда не было бы ни ужасного звонка, ни письма на компьютере. Сейчас уходить из «Аметиста» нельзя. Надежде нужна еще минимум неделя, чтобы обезопасить их с Зайкой будущее.