Онлайн книга «Каменный убийца»
Томас попытался вывернуться из рук Гамаша, но тут откуда ни возьмись появился Бовуар, тоже схватил Томаса и в конце концов свалил его на землю. Томас вырвался из его рук, поднялся и бросился на Питера, который прятался за старшим инспектором. – А ну, прекратите! – приказал Гамаш, крепко хватая Томаса за плечо. Голос его прозвучал так властно, что остановил Томаса вернее удара в челюсть. – Отдай их мне, Питер! – прорычал Томас, пытаясь перехватить взгляд брата, прятавшегося за спиной Гамаша. – Клянусь, я тебя прикончу! – Хватит! – сказал старший инспектор. – Прекратите, мистер Морроу! Его низкий голос звучал жестко и ровно – не подчиниться ему было невозможно. И Томас Морроу сдался. – В чем дело? – спросил Гамаш, переводя взгляд с одного брата на другого. Краем глаза он увидел подошедшую Лакост. Они с Бовуаром встали за спиной у братьев, готовые при необходимости схватить любого. Еще он увидел Берта Финни, который шел на негнущихся ногах по лужайке рядом с матерью братьев. Они остановились неподалеку от Питера, но вне поля его зрения. – Он взял мои запонки. – Томас показал дрожащим пальцем на Питера, но глаза его были устремлены за спину брата. На мать. – Это смешно! Зачем мне его запонки? – Ты ведь на самом деле вовсе не хочешь, чтобы я ответил на этот вопрос, Спот? Ты их украл. Когда ты пришел, они были у меня в номере. А теперь исчезли. – Это верно? – раздался голос за спиной Питера. Выражение лица Питера изменилось: вместо ярости появилось смирение. Он повернулся и посмотрел на мать: – У меня их нет. Миссис Финни покачала головой: – Зачем? Зачем ты так поступаешь с нами, Питер? Не знаю, сколько я еще смогу вынести. Я только что потеряла дочь, а тебе в голову не приходит ничего лучше, чем драться с Томасом. – Мама… – Питер сделал шаг вперед, но тут же остановился. – Я молюсь за тебя. Это оскорбление она берегла для совсем уж безнадежных людей, и Питер знал это. – Брось это, Томас. Если запонки для него важнее семьи, пусть оставит их себе. Я куплю тебе новые. – Дело было не в этом, мама, – сказал Томас, подходя к ней. – Да, для тебя не в этом. Миссис Финни направилась к «Усадьбе», с одной стороны от нее шел муж, с другой – сын. Питер остался на лужайке. Он попытался поправить на себе одежду, но потом оставил это занятие и совсем перестал двигаться. Словно впал в ступор. – Нам нужно поговорить, – сказал Гамаш. Он взял Питера под локоть и повел к леску, в прохладную благодатную тень, где усадил Питера на скамью и сел рядом. – Вы зашвырнули их в озеро. Это был не вопрос, а утверждение, и Питер испытал чуть ли не облегчение, оттого что больше не надо лгать. – Зачем? Питер отрицательно покачал головой и пожал плечами. Произносить какие-то слова казалось ему слишком тяжким бременем. Но Гамаш ждал. Он был терпеливым человеком. Терпению его научил отец. Терпению и любви к поэзии. И много еще чему. – Томас их всегда носил, – сказал наконец Питер, обращаясь к своим рукам, безжизненно повисшим между колен. – Клара как-то сказала, что они как браслеты Чудо-женщины [76] – вы ее знаете? Гамаш знал. Еще один аргумент в пользу того, чтобы обзавестись дочерью. Он поднял руки и скрестил их в запястьях. На губах Питера мелькнула улыбка. – В них сила и защита – так говорит Клара. Она утверждает, что такие есть у каждого, но у Морроу они выражены ярче, чем у других. У Марианы это ее шали, у Томаса – запонки, Клара все время повторяет свои мантры, мама злоупотребляет косметикой – «маска», так она это называет. – А что у вас? Питер поднял руки: – Вам не казалось странным, что эта краска у меня не смывается? Гамаш даже не задумывался над этим, но теперь он вдруг понял, что это действительно странно. Любая краска смывается с кожи, если постараться. Ни одна не остается навечно. – Ко времени этих семейных сборищ я перестаю пользоваться скипидаром – перехожу на обычное мыло. И пятна масляной краски остаются. Когда я вернусь в Три Сосны, то смою их. «Три Сосны, – подумал Гамаш, представляя себе эту уютную деревню. – Мир и покой». – Сила и защита? Питер кивнул: – Когда Томас, или Мариана, или мама, или кто угодно начинают меня доставать, я смотрю на свои руки. – Он сделал это и теперь. – И вспоминаю, что я умею делать кое-что. Умею лучше, чем кто-либо другой в семье. «Кроме Клары, – прошептал его внутренний голос. – Клара умеет рисовать лучше тебя». – Может быть, мой талисман перестал действовать. – И вы решили, что нужно и Томаса лишить его оберега? Питер ничего не ответил. Слова Гамаша были близки к истине. Гамаш вытащил из внутреннего кармана пиджака листок бумаги и осторожно развернул его. Питер протянул было руку, но Гамаш отвел свою в сторону, боясь доверить Питеру эту драгоценность. Рука Питера замерла в воздухе. – Где вы это взяли? Голос его звучал не рассерженно или обвиняющее, а удивленно. Как голос мальчика, которому показали пиратскую карту с обозначением, где зарыт клад. Карту, которую искали долгие недели и месяцы. А если ты уже повзрослел, то и годы. – У скульптора, ваявшего статую вашего отца. Внимание Питера, который почти не слышал Гамаша, было приковано к рисунку, изображавшему благородную веселую птичку. Головка ее была наклонена под невероятным углом, глазки сверкали. Она вот-вот готова была вспорхнуть с пожелтевшего листа. Но, несмотря на всю свою правдоподобность, рисунок не был завершен. У птички не было ног. – Это нарисовали вы, – тихо сказал Гамаш, не желая грубо вторгаться в воспоминания Питера. Питер, казалось, вошел в рисунок и растворился в нем. Куда бы ни унесли его воспоминания, место, где он оказался, было привлекательным. Питер улыбался, мускулы его лица расслабились впервые за несколько дней. – Вы, наверно, были молоды, когда нарисовали это, – заметил Гамаш. – Да, – откликнулся Питер. – Мне было лет восемь. Я нарисовал это ко дню рождения отца. – Вам было восемь лет, когда вы это нарисовали? Пришла очередь Гамаша удивленно рассматривать рисунок. Он был простым, изящным, чем-то сродни культовому голубю Пикассо. Все сделано чуть ли не одной линией. Но художнику удалось передать ощущение полета, достоверность и любопытство. |