Онлайн книга «Шпоры на босу ногу»
|
– А император сжег мосты и погубил армию! – жестко перебил его Дюваль. – Но-но! – и лицо Оливьера стало таким же строгим, как и пять лет тому назад. – Не надо распускать дезинформацию! Боеспособные части переправились почти все. А трусы и мародеры остались на том берегу. Ряды наши очистились! Стратегия, мой друг, стратегия! – Так, так! – Дюваль был очень мрачен. – А где же он сейчас? – Там! – и при этом Оливьер неопределенно махнул рукой куда-то в сторону. – Война окончена, армии, сам видишь, больше нет. И он, конечно, сейчас в Тюильри, ведь надо же спасать династию… Э! Да что это я! Весной мы опять сюда вернемся, и вот тогда… – Понятно! – перебил его сержант. – Ну а прямо сейчас? Как же мои солдаты? И как же Мадам? – Мадам? Какая Мадам? Ах, да… – глаза у Оливьера забегали… И также бегло он заговорил: – Мадам – гадалка императора, его довереннейшее лицо. Девица… Мадам Ленорман! Ты слыхал о такой? Сержант кивнул. – Вот и прекрасно! – продолжал Оливьер еще быстрее. – Так вот, вкратце суть дела! Я не знаю, что там у них произошло, но… Храни ее пуще собственной чести, Шарль! Ступай с Богом, мой друг, и да вернутся на твои плечи махровые эполеты! – Тут генерал увидел в руке у сержанта тот самый пакет, с которым он отправлял его к императору, и веско добавил: – А это можешь оставить у меня! Однако сержант отрицательно покачал головой и, подумав, сказал: – Оливье, ты обманул не только меня. Что я теперь скажу своим солдатам? – Скажи, что приказ отменяется, – и генерал потянул руку за пакетом. – Отпусти их, пусть каждый добирается домой как сумеет. Сейчас, сам видишь, не до союзников. – Молчи! – перебил его Дюваль и спрятал пакет под мундир. – Наполеон, – тут он впервые за много лет назвал императора по имени, – Наполеон бежал. Так что, Оливье, повторяется каирская история? – Может и так, может и так, – нехотя признал Оливьер. И тут же озабоченно добавил: – О, какой у тебя нездоровый вид! Перекусим? А что, у меня есть еда и выпивка. А у тебя женщина. Мы неплохо устроились, не так ли? – Не смей так говорить о даме! – вспыхнул сержант. – О даме? – рассмеялся Оливьер. – Может, ты еще и веришь ее россказням? Перевидали мы таких дам под телегами!.. Дюваль не сдержался и дал Оливьеру пощечину. – Полегче, полегче! – прикрикнул Оливьер. – Не забывай, что ты разговариваешь с генералом! А твоя девка… И получил еще одну пощечину. А потом он мог получить и саблей в грудь, но тут подскочивший офицер встал между сержантом и генералом. – Оч-чень хорошо! – обрадовался сержант. – Теперь-то я уверен, что ваш… его высокопревосходительство не откажет мне в чести! – Да! Я слушаю вас! – с готовностью ответил офицер. – Так вот, я посылаю вызов этому, с позволения сказать, господину. – И, повернувшись к Оливьеру, Дюваль продолжал: – Что? Сабли, пистолеты? – А где Мадам, а где солдаты? – в свою очередь спросил Оливьер. – Тебе их не достать. Так что же: сабли, пистолеты?! На что Оливьер улыбнулся и мило, но двусмысленно, как он это умел, ответил: – И сабли, и пистолеты, мой друг, а также просто голыми руками. Вот, полюбуйся! – и он сделал широкий приглашающий жест. Дюваль обернулся. От ближайшего костра к нему поднимались с десятка полтора солдат, вооруженных чем попало. Всего лишь двое оставалось у костра. Ну вот и все, подумал сержант, вот он и дождался: его убьют свои же! Но не сразу! И сержант, не сводя глаз с Оливьера, стал медленно вытаскивать саблю… Как вдруг за спиной у него засмеялись! Сержант оглянулся… Что это?! Те двое, что остались у костра, со смехом свежевали… красотку Мари! (Каннибалы! – маиор Ив. Скрига. – Каннибалы!) Сержант уронил саблю в ножны, отвернулся… И услышал: – Судьба! – печальным голосом воскликнул генерал. – И так всегда: уж если жеребенок родится с зубами, то его обязательно сожрут волки! Сержант, уткнувшийся лицом в стенку кареты, не ответил. А что тут было говорить? Да и кому? Поэтому сержант молчал и, хоть того и не хотел, но слушал голос Оливьера, который вот так продолжал: – Да, я был плохим кавалеристом, Шарль, и ты это знаешь лучше других. Да и разве только кавалеристом?! Но, тем не менее, поверь мне, я здесь не при чем… – И вдруг этот голос сорвался на крик: – Подите прочь, ублюдки! Я вас не звал! Люсьен, гони ты их отсюда! Пусть обжираются кониной! Сержант, не оборачиваясь, слышал, как солдаты глухо возмущались, как им что-то доказывал Люсьен – должно быть, тот самый офицер, что принял у сержанта Мари… Потом все стихло, было долго тихо… и вновь заговорил генерал: – Шарль, ты даже не представляешь, что здесь творится. Не сегодня так завтра они поджарят и меня. Уходи. У тебя есть Мадам, есть солдаты. Даст Бог, ты вернешься во Францию. Я был не прав, я был несправедлив к тебе и к этой женщине. Я не прошу прощения, я просто говорю что думаю. Дюваль отступил на шаг от кареты и посмотрел на генерала. Вид у Оливьера был растерянный и непривычно виноватый. – Ты первый честный человек, которого я встретил, Шарль… Сержант не ответил. Сержант развернулся и пошел прочь. Никто его не останавливал. И, что, может, еще важней, никто за ним тогда не последовал. Подойдя к своим, Дюваль через силу улыбнулся и сказал: – Вы все получили отставку, друзья. Наш император был весьма любезен, – и замолчал. Он больше не мог и не желал продолжать. А Чико спросил: – Где ваша лошадь, сержант? Дюваль задумчиво посмотрел в сторону и не сразу ответил: – Все дело в том, что я оставлен при армии. Повышен в чине. Обласкан… А потом посмотрел на солдат, на Мадам, и спросил: – Чего вы ждете? Езжайте домой. Солдаты не тронулись с места. Тогда опять заговорил сержант. И он сказал вот что: – Мадам! Император весьма лестно отозвался о вас и желает вам счастливого возвращения на родину. Прощайте! – и он развернулся… – Шарль! Это неправда! – громко сказала Мадам. – Куда вы?! – К Мари. – Но это же!.. – воскликнула Мадам. – Да что вы говорите! Гаспар! Да не молчи же ты! Гаспар понуро сошел с лошади и, несмело подняв глаза на Дюваля, сказал: – Простите, сержант, но я подсматривал за вами. И я знаю, где Мари. – Ты?!. – Я, так точно, – сказал Гаспар, не отводя глаз от сержанта. – Я – ординарец генерала Оливьера. Давно уже, еще с шестого года. А в седьмом, летом, в то утро, если помните, когда и вас, и лейтенанта Лабуле… |