Онлайн книга «Шпоры на босу ногу»
|
– Конечно, вист! И карты были брошены!.. Э! Прошу извинить! Итак, отряды не двинулись с места, а вот зато их командиры съехались… и обнялись! После чего сержант, обернувшись к своим солдатам и, главным образом, к Мадам, с некоторым смущением сказал: – Вот, прошу жаловать: мой давний друг Гринка. Хоронший. – Хорунжий, – уточнил казак. – Тогда. А теперь сотник. Григорий Назарыч Дементьев, лейб-гвардии Казачий полк, – и он учтиво поклонился. И так же учтиво добавил: – Мадам! – Э… – растерялась Мадам, не зная, кем бы ей назваться. Тогда сержант сказал: – А эту даму, Гринка, я провожаю домой, во Францию. – Похвально, похвально, – многозначительно ответил Дементьев, потом внимательно осмотрел сержантскую шинель Дюваля и тихо, чтобы другие не услышали, спросил: – Надеюсь, это маскарад? – Увы, – вздохнул сержант. – Не всем и не всегда удача. Однако не будем пока что об этом. Ты бы лучше рассказал о себе. – Ну, я, как видишь, сотник, представлен на подъесаула. – Я рад за тебя! – искренне воскликнул Дюваль. – Я… действительно рад. И я еще… – О, что ты, что ты! – перебил его Григорий. – Это я тогда был виноват. Винюсь. Так ведь же служба, Шарль! Бывает, так затреплет, что просто страх! Вон, как и тогда: я же после сразу заступил в караул, после была еще какая-то оказия, после еще, после еще. А у Ляли… Лялю помнишь? Я у них там нарочно записку оставил. На твое имя. Да, видно, было не судьба. – Не судьба, – согласился Дюваль. – А я после часто тебя вспоминал! – не унимался Григорий. – Но где же было встретиться?! Мы же пять лет не воевали! – Да, к сожалению… – А этим летом, когда это началось, я всем говорил: у них там есть один полковник – нет, теперь генерал, а может совсем маршал… – Но тут Григорий наконец опомнился и некоторое время молчал. Потом опять же шепотом спросил: – Так что же все-таки случилось? Где твои эполеты? – М-м… мне кажется, сегодня это придется не к месту. Мы так давно не виделись, – сержант сбивался, отводил глаза, дергал уздечку, косил на Мадам… – Э, так не пойдет! – обиделся Григорий. – Ты мне ответишь или нет?! – Отвечу, только не кричи, – и сержант перешел на едва слышный шепот: – Ты помнишь тот портфель, который я отыграл у интенданта? – Конечно, помню! Желтый такой, красивый. – А интендант был нашим резидентом. Теперь ты понял? – Н-ну… – А там хранилось что? Секретные бумаги?! – Да. Но… – Так вот! Наш резидент хотел их выиграть, а я ему не дал. Помешал, стало быть. И вот за это они потом всем штабом на мне отыгрались! Сорвали банк… А в банке были мои эполеты. Теперь понятно? – Да, – сказал Григорий. Потом громко сказал: – Но не было! – Чего?! – и голос у сержанта дрогнул. Григорий не ответил. – Чего? Где не было?! – повысил голос Дюваль. – Бумаг, что ли, в портфеле не было? – Были, были там бумаги, ты не волнуйся! – успокоил сержанта Григорий… А сам очень сильно нахмурился! Потому что, конечно, сразу вспомнил, как в то – выходит, и впрямь злополучное – утро он явился в канцелярию и долго разговаривал с Синицыным, дежурным офицером. Синицын божился, что он со дня на день ждет уйму денег и тогда непременно расплатится, на что Григорий отвечал… Потом Синицын принимал секретные бумаги и приглашал к себе на ужин, Григорий отказался, взял пустой портфель, защелкнул мелодичную застежку и манерно раскланялся, потом прошел по улице, спустился в погребок… – О чем ты думаешь? – спросил Дюваль. Григорий долго, не моргая, смотрел на сержанта, а после сказал: – Проиграй я в тот вечер портфель, и меня бы расстреляли. Я обязан тебе на всю жизнь! – и отвернулся. И с очень большой досадой вспомнил, как его тогда назавтра, уже ближе к обеду разбудили и сказали, что от Ляли прибежал поваренок Данилка и принес портфель, которой у них за диваном валялся! А сержант прислушался к себе и понял, что в душе у него пусто. Сержант вздохнул, глянул на сотника – тот был белее снега. И он опять начал: – П-проиграйся я в тот вечер… Но Дюваль поднял руку. Дементьев умолк. – Спасибо, большое спасибо, – негромко, медленно сказал сержант. – Я буду верить тебе, мне так намного легче… – и замолчал, услышав за собой дружный топот, медленно обернулся… И, уже ничему не удивляясь, увидел, что это к ним подъезжает большой отряд – до полуэскадрона – русских кирасир во главе с румяным и дородным офицером с огромными рыжими баками, свисавшими до самых эполетов. – Майор Федосов! – мрачно сказал Гриня. – Плохи твои дела, друг Шарль. Дюваль поморщился и придержал взбрыкнувшую под ним лошадь. А что он еще мог сделать? Бежать было уже слишком поздно! Да и смешить русских не хотелось. Поэтому сержант смотрел на подъезжающих и про себя считал: один, два, три… На тринадцатый счет кирасиры уже заполонили собой все вокруг и, не обращая никакого внимания ни на Дюваля, ни на Дементьева, стали переговариваться с рядовыми казаками. Победители громко смеялись. Один Федосов был настроен по иному – подъехав к Дементьеву, он резко осадил лошадь и недовольно прикрикнул: – Сотник, что за церемонии? Пленных расстрелять! Немедля! Однако, заметив Мадам, бравый майор заметно оттаял и добавил уже дружелюбно: – Но только без лишнего шума, отведи их подальше. А красотку не трогай, возьмем трофеем! – тут он игриво подмигнул Мадам и представился: – Вася Федосов, Кирасирский Ея Величества полк! – и всё это, конечно же, по-русски, потому что Федосов вот уже полгода намеренно не употреблял ничего иноземного, исключая напитки… – Но, господин майор, к чему кровопролитие?! – также по-русски воскликнул Дементьев. – Война на исходе, противник бежит! – Я что, тебе неясно сказал?! – возмутился Федосов. Григорий не двинулся с места. И все вокруг молчали, ждали… И только один Франц почему-то решил, что всё уже и без того абсолютно ясно, и поэтому стал наигрывать весьма, даже весьма минорный, так называемый Последний марш. Однако… О! Услышав музыку, Федосов тотчас оживился, подобрал поводья, глянул орлом и согласился: – Да, лишнее кровопролитие нам и действительно совершенно ни к чему! – и, обернувшись к кирасирам, велел: – Скомороха прибрать! И Франц, подхваченный крепкими руками, очутился на лошади одного из кирасир. Федосов же обернулся к Григорию и продолжал: – А двух других – в расход. И живо! Ну а красотку… Ха! Я ее после лично допрошу. И, снова повернувшись к Францу, бравый майор сосредоточенно потер руки, подумал, глядя австрийцу прямо между глаз, а после опять же по-русски спросил: |