
Онлайн книга «Давно хотела тебе сказать»
Он успел приземлиться и повесил на ворота новую табличку: «Вечерние полеты отменяются. Пилот приносит извинения». Я забеспокоилась, уж не заболел ли он. Перед палаткой я его не увидела, брезентовая пола на входе была опущена. Я постучала по металлической опоре. – Входите, – отозвался он таким голосом, каким обычно говорят: «Прошу не беспокоить». Я заглянула внутрь. – А, это ты. Прости, я тебя не ждал. Он сидел на краю кровати, вернее раскладушки, и курил. Почему, спрашивается, не выйти покурить на свежем воздухе? – Я принесла пирог. Надеюсь, вы не заболели? – начала я. – Заболел? С чего ты взяла? А, понятно… объявление. Нет, все в порядке. Просто устал от разговоров. К тебе это не относится. Присядь. – Он приподнял полу и закрепил наверху. – Пускай немного проветрится. Я села на краешек кровати – больше некуда было. Тут я вспомнила, зачем пришла, и передала ему поручение от невесты. Он отрезал себе кусок пирога, съел и похвалил: – Вкусно. – Если останется, приберите, доедите попозже. – Скажу тебе кое-что по секрету. Я тут надолго не задержусь. – Вы женитесь? – Ха-ха. Когда, говоришь, они вернутся? – В пять. – Ну, к этому времени меня уже здесь не будет. Автомобилю за самолетом не угнаться. – Он развернул пирог и съел еще кусочек, думая о чем-то своем. – Теперь вам пить захочется. – В ведре есть вода. – Наверно, теплая. Нагрелась за день. Хотите, я сбегаю принесу свежей? Могу и льда принести из холодильника. – Постой, – сказал он. – Не надо никуда уходить. Я хочу без спешки с тобой попрощаться. Он осторожно отставил в сторонку пирог и сел рядом и начал легонько меня целовать, так ласково, что я до сих пор запрещаю себе об этом думать: такое нежное выражение было у него на лице, такие мягкие, теплые губы, – он целовал меня в глаза, в шею, в уши, во все места, и я в ответ его целовала, уж как умела (до него я целовалась только с одним мальчишкой, на спор, и проверяла, как получается, на собственной руке). И потом мы с ним лежали на раскладушке, прижавшись друг к другу, просто нежно прижавшись, и он себе позволил чуть больше – ничего плохого, то есть не в плохом смысле. В палатке было чудесно, пахло травой и брезентом, который нагрелся на солнце, и он сказал: «Я бы ни за что на свете тебя не обидел». В какой-то момент, когда он перекатился с боку на бок и оказался сверху и мы вместе закачались на его раскладушке, он тихонько шепнул: «Ох, нет», высвободился, соскочил на пол и схватился за ведро с водой. Он смочил себе лицо и шею, а остатками побрызгал на меня. – Нам нужно остыть, мисс. Когда мы с ним окончательно прощались, я почти не расстроилась, потому что он сжал мое лицо ладонями и сказал: – Я напишу тебе письмо. Сообщу, где я буду, вдруг ты сможешь приехать меня повидать. Согласна? Ну вот и ладно. Жди. Помню, я уходила даже с каким-то облегчением. Мне казалось, будто он засыпал меня ворохом подарков и я не смогу насладиться ими в полную меру, пока не останусь одна. Поначалу никто особо не забеспокоился оттого, что самолета на поле нет. Решили, что Крис повез кого-то кататься, а я не стала объяснять что да как. Доктор Пиблс днем позвонил предупредить, что у него срочный вызов, и мы сели ужинать без него. И тут Лоретта Берд просунула в дверь голову и выпалила: – Этот, ваш-то, улетел. – Что? – сказала Элис Келлинг и подалась назад вместе со стулом. – Ребята еще днем прибежали, сказали, что он складывает палатку. Решил, значит, что бесполезно ему тут дальше торчать, все, кто хотел прокатиться, уже накатались. Неужто улетел не сказавшись? – Он со мной свяжется, – сказала Элис Келлинг. – Наверное, позвонит сегодня попозже. Из-за войны он совсем разучился подолгу сидеть на одном месте. – Эди, он тебе ничего не говорил? – спросила миссис Пиблс. – Ты ведь к нему ходила. – Говорил, – созналась я. Пока что можно было не кривить душой. – Так что же ты молчишь? – Все дружно уставились на меня. – Он сказал, куда полетит? – Он сказал – может, попытает счастья в Бейфилде, – ответила я. На этот раз что-то подтолкнуло меня соврать. Сама не знаю что. – Бейфилд – где это, далеко отсюда? – спросила Элис Келлинг. – Миль тридцать – тридцать пять, – ответила миссис Пиблс. – Так это недалеко. Можно сказать, почти рядом. На озере, правильно? Я, конечно, поступила по-свински – нарочно направила ее по ложному пути. Но я хотела дать ему побольше времени. Я соврала ради него и, честно признаюсь, ради себя. Женщины должны выручать друг дружку, а не подличать, как я. Теперь я это понимаю, но тогда не понимала. Мне и в голову не могло прийти, что мы с ней можем быть чем-то похожи, что я сама когда-нибудь могу оказаться на ее месте. Она не сводила с меня глаз: явно заподозрила неладное. – Когда он тебе это сказал? – Сегодня. – Это когда ты ходила к нему с поручением? – Да. – Ты, наверное, там задержалась. Решила погостить подольше, поговорить по душам. – И она улыбнулась – не самой приятной улыбкой. – Я отнесла ему пирог, – брякнула я в расчете, что если часть правды выдать, остальное можно будет утаить. – А разве у нас был пирог? – довольно резко спросила миссис Пиблс. – Я испекла. – Какая заботливость! – сказала Элис Келлинг. – А кто тебе позволил? – влезла Лоретта Берд. – Никогда не знаешь, что эти девчонки способны выкинуть – не со зла даже, а по глупости. – Пирог не пирог, не в этом суть, – перебила ее миссис Пиблс. – Я и не подозревала, Эди, что ты настолько подружилась с Крисом. Я не знала, что сказать. – А я ничуть не удивляюсь, – сказала Элис Келлинг, и голос у нее зазвенел. – На нее достаточно взглянуть – все тут же станет понятно. К нам в больницу таких десятками привозят. – Она злобно вперилась в меня, хотя с ее лица не сходила странная улыбка. – Привозят рожать. Приходится класть их в специальное отделение – они все больны заразными болезнями. Малолетние деревенские потаскушки. Четырнадцать-пятнадцать лет, а туда же! Видели бы вы, кого они рожают! – Ага, у нас в городке была одна гулящая, так у ее младенца глазки гноились, – поддакнула Лоретта Берд. – Погодите, – вмешалась миссис Пиблс. – Что за чушь? При чем тут… Эди! Что тебя связывает с мистером Уоттерсом? У вас была интимная близость? – Да, – сказала я, вспомнив, как мы лежали на раскладушке и целовались. Что это, если не близость? Я ни за что бы от нее не отреклась. |