Книга Элита элит, страница 27 – Роман Злотников

Сестра качнула головой:

— Это не в висках. Это канонада.

— Наши?

Сима отрицательно кивнула.

Вилора носом втянула парок, поднимающийся от миски, и тут на нее накатил дикий голод, аж в животе засвербело. Она торопливо сцапала миску, пересела к столу и, размешав плавающую в самой середке лепешку сметаны, торопливо зачерпнула ложкой, одновременно впиваясь зубами в здоровенный, в два пальца толщиной, бутерброд из черного домашнего хлеба с толстым ломтем сала.

Наевшись, Вилора тщательно вымыла руки, умылась и, стянув халат (Боже мой, она ела прямо в халате! Да профессор Таунберг, преподаватель по специальности, за такое бы точно убил!), вышла на улицу.

Уже стемнело. Двор был заполнен людьми, большая часть которых щеголяла белеющими в темноте повязками. И несмотря на то что большинство из них были молодыми парнями, которые еще вчера точно начали бы перешучиваться и заигрывать с Вилорой, сейчас никто не обратил на нее внимания. Одни сидели кружком, другие в одиночку. Молча курили или тихо переговаривались.

Вилора прислушалась. Канонада громыхала не только впереди, но и где-то южнее и даже немного восточнее. Чуть ли не у Кобрина.

— Как там? — тихо спросила она раненого, молча сидящего на поленнице у стены с горящей папиросой, про которую он вроде как забыл. Во всяком случае, за ту минуту, что Вилора стояла рядом с ним, он не сделал ни одной затяжки.

— Говорят, немецкие танки уже на окраинах Кобрина.

— А как наши?

Раненый пожал плечами.

— Не знаю. Минск бомбили. И Киев. А еще в двенадцать Молотов выступал. С заявлением. Вероломно, дескать, напали! — Солдат зло скрипнул зубами: — Вероломно… А куды вы, мать вашу, смотрели-то? На что вы годны-то, если немец вас так объегорил? Чего в начальники-то лезли? А теперь из-за вас людям смерть принимать?..

— А ну отставить паникерские разговоры! — раздался откуда-то звонкий голос.

Вилора обернулась. К ним подходил высокий офицер со знаками различия старшего политрука на петлицах. Его левая рука была подвешена на косынке из бинтов, обернутой вокруг шеи.

— Кто это тут панику разводит? — строго продолжил он. — Как фамилия? Из какого подразделения?

— А нету боле моего подразделения. Полегли все — весь второй огневой взвод. Один я остался. Да и то ненадолго с такими-то начальничками! — зло огрызнулся раненый, выбросил недокуренную папиросу, поднялся с поленницы и двинулся в сторону риги, где были оборудованы палаты для самых тяжелых, вчера еще пустовавшие.

Старший политрук проводил его сердитым взглядом, но остановить не решился, вместо этого развернулся к Вилоре.

— А вам, товарищ лейтенант, следует такие разговоры жестко пресекать. Не то я немедленно доложу в особый отдел, что у вас в медсанбате культивируются панические настроения.

Вилора отчего-то подумала, что этот старший политрук не из кадровых. Очень уж резануло слух не слишком привычное в лексиконе военных словечко «культивируются». И как-то отстраненно задумалась, кем он был в той прошлой гражданской жизни. Учителем? Или инструктором райкома?..

— Вам понятно?

Вилора вздрогнула.

— Так точно, товарищ старший политрук.

— Да что ж ты к человеку пристал, злыдень? — послышался из-за ее спины голос санитарки бабы Нины. — Не видишь: девонька еле живая. Шестнадцать часов у операционного стола отстояла. Эвон твою руку кто, думаешь, зашивал? А ты ей тут политинформацию заместо отдыха устроил!

Старший политрук недоуменно уставился на санитарку.

— Так это что… она — хирург?!

— Она-она, — закивала головой баба Нина. — А давай-ка, девонька, ложись. Я тебе в процедурной постелила.

— Баба Нина, да я лучше у себя…

— У тебя негде, девонька. В вашу с Лидой-покойницей, царствие ей небесное, избу бонба попала. Бурелом один да угли остались.

Вилора несколько мгновений переваривала новую потерю, затем выбросила ее из головы и покорно двинулась в сторону процедурной, едва не вывихнув челюсти в отчаянном зевке. После сытного ужина и нескольких глотков свежего воздуха, после душной и провонявшей дезинфекцией операционной неудержимо потянуло в сон.

Она улеглась на топчане, укрылась заботливо брошенной здесь же чьей-то шинелькой и, уже проваливаясь в сон, уловила обрывки голосов бабы Нины и политрука.

— Такая молоденькая — и уже хирург?

— Так нету стареньких-то. Поубивало всех. Только вот она осталась да Кирилл Петрович ранетый. В ногу. Больше чем полчаса стоять не может. Потому все на ней…

Вилора проснулась оттого, что ее сильно трясли за плечо.

— А?!..

— Вставай, девочка моя, новых раненых привезли.

— Ага. — Вилора потерла лицо рукой. — Я сейчас… Я уже…

— Ничего-ничего, время пока есть. Сима еще готовит операционную. — Кирилл Петрович разогнулся и, прихрамывая, двинулся к выходу из процедурной. В дверях он остановился, обернулся и ободряюще улыбнулся. — А у тебя легкая рука, Сокольницкая. Все, кого ты вчера прооперировала, ночь пережили. И это, считай, первые пациенты. Редкий результат, можешь мне поверить. Даже завидно…

Вилора, уже вскочившая и торопливо натягивающая халат, на мгновение замерла, со сна не сразу поняв, что это Кирилл Петрович такое сказал, потом заулыбалась и покраснела, как будто получила очень желаемый комплимент. Впрочем, может, так оно и было…

Но утро не задалось. Первый раненый умер прямо на операционном столе. Вилора как раз прошла брюшину и уже нащупала осколок, как вдруг Сима резко выкрикнула:

— Пульс пропал!

Вилора на мгновение замерла, затем решительно выдернула осколок и тут же приказала:

— Реанимацию, быстро!

Сама же, отбросив скальпель, начала массаж сердца. Сима тут же вколола магнезию и крикнула за спину:

— Кислород!..

Но все было напрасно. Они промучились двадцать минут, но добиться возобновления работы сердца так и не удалось. На шестой минуте Вилоре, правда, показалось, что вот-вот, что сердце отзывается, что сейчас пойдет пульс, но когда мертвое тело увезли, Вилора вышла в коридор, рухнула на топчан и замерла, впав в оцепенение. Спустя пять минут из второй операционной прихромал Кирилл Петрович. Сима тут же подскочила к нему и что-то горячо зашептала. Хирург насупился, сурово кивнул и, подойдя к топчану, на котором сидела Вилора, тяжело опустился рядом.

— Ну Сокольницкая, долго будем так сидеть?

Вилора подняла на него полные слез глаза.

— Кирилл Петрович, я же все делала, как учили: и магнезию вколола, и массаж, и кислород… Я не понимаю, что я сделала не так?! — И она горько заплакала, уткнувшись ему в плечо.

Подушный обнял ее за плечи.