Книга Призрак Фаберже, страница 13 – Николас Николсон

Сашина прабабушка Цецилия, или Сиси, как ее звали в семье, родилась в Германии и выросла при Гессенском дворе, где в детстве играла с маленькой принцессой, которая впоследствии стала русской императрицей Александрой. В начале века она приехала в Россию и была принята при дворе, где и встретилась с князем Олегом Озеровским, который служил царским адъютантом. Они венчались в Ницце в присутствии обеих семей, и это практически все, что Саша знал о своей прабабке. Сиси активно занималась благотворительностью, увлекалась искусством и устраивала великолепные приемы, на которых собирался цвет петербургского общества. Бакст и Дягилев называли ее «Северным сиянием». Она была подругой и dame d’honneur [9] императрицы вплоть до 1916 года, когда та неожиданно отказалась с ней встречаться и Сиси была вынуждена покинуть двор.

Саша пересмотрел все фотографии, но Снегурочки на них не обнаружил. Правда, фотографий русского периода оказалось совсем немного. Большинство было сделано во Франкфурте и Париже уже после революции.

Собираясь в дорогу, Саша надел джинсы, кашемировую водолазку и пиджак в мелкую косую клетку. Но перед отходом оставалось сделать еще одно важное дело — перезвонить Марине. Взяв трубку, он набрал номер отеля «Марк».

— Отель «Марк». Благодарим вас за звонок. С кем вас соединить? — услышал он бесстрастный голос.

— Я бы хотел поговорить с Мариной Шутиной. Она…

— Одну минуту, соединяю.

В трубке заиграла музыка Вивальди.

— Алло! — произнес приятный молодой голос, совсем не похожий на голос его матери.

— Это Марина? — осторожно спросил Саша.

— Да, это я, — ответила молодая женщина с акцентом парижанки, изучавшей английский в Лондоне.

— Марина, это Саша. Твой кузен.

— Ой, Саша! — воскликнула Марина. — Можно мне тебя так называть? Как хорошо, что ты позвонил.

— Я так удивился, когда получил твое послание. Голос у тебя там совсем как у моей мамы…

— Да, я знаю. Рада, что и ты это заметил. Когда моя мать сердилась на меня, она всегда говорила: «Марина, перестань сейчас же. Ты говоришь, как моя сестра Нина», — произнесла Марина чуть дрогнувшим голосом.

— Как там твоя мама? — поинтересовался Саша.

— Этой осенью она умерла от рака груди. Отец просто места себе не находит.

— Мы ничего не знали. Мне очень жаль. Моя мать тоже умерла от рака, — сказал Саша, сраженный неожиданной новостью.

— Вот видишь, у нас сразу нашлось что-то общее, хотя радости от этого мало. Но теперь, я надеюсь, мы подружимся, как-никак мы родственники, — заметила Марина, оживившись. — Мне всегда хотелось с тобой познакомиться, но мама… ты понимаешь. Иметь кузена в Нью-Йорке и ни разу с ним не встретиться — это как-то не по-человечески. Позволь мне пригласить тебя на ужин, пока я здесь.

— Я тебя понимаю, но почему ты должна приглашать меня на ужин? Нет, так не пойдет, — отрезал Саша. — Жаль, что отца не будет в городе, так что вы не сможете увидеться. Но я устраиваю ужин перед балом, который дает один из городских музеев. Придет кое-кто из наших кузенов, и все они будут рады тебя видеть. Или у тебя еще не кончился траур по матери?

— Да, о танцах не может быть и речи. Мы справили сороковины только месяц назад. Но к тебе приду. Это так мило с твоей стороны. С удовольствием принимаю приглашение. Когда будет ужин и как одеваться?

Сообщив, что бал и ужин будут официальными (семь тридцать, вечернее платье), Саша пообещал прислать Марине письменное приглашение.

— Чудесно. Но видишь ли, Саша, я приехала с другом, и мне бы не хотелось…

— Нет проблем. Приходи, с кем хочешь. Конечно, в незнакомой компании лучше быть вдвоем. Приезжай пораньше, чтобы мы успели поговорить до прихода гостей.

— Хорошо. Обязательно приеду. Спасибо, Саша. Как же я рада, что ты позвонил. Для меня это очень важно. До скорой встречи.

Повесив трубку, Саша схватил вещи и поспешил на вокзал.

Поезд подошел к большому и современному Гринвичскому вокзалу, который Саша помнил совсем другим. Да и сам город сильно изменился. И когда они успели настроить столько магазинов? Да, давненько он не был в Коннектикуте.

Сев в такси, Саша назвал водителю адрес деда. Дорога была заметена снегом, и до Бель-Хейвена они ехали целую вечность. Наконец водитель свернул в самшитовую аллею. Подстриженные кусты были завернуты в мешковину — зимы здесь стояли долгие и холодные. Машина остановилась у каменного особняка с колоннами в георгианском стиле. Расплатившись с таксистом, Саша взбежал по ступеням и позвонил. Дверь открыла бабушка.

Высокая седая княгиня Озеровская, урожденная де Витт, была типичной нью-йоркской старой дамой из романов миссис Уортон. У нее были четкие и непоколебимые понятия о приличиях, и она весьма строго обходилась с Сашиным дедушкой, когда на того нападала русская хандра. Обхватив Сашу могучими руками, она втащила его в дом и звучно поцеловала.

— Ты совсем продрог. Снимай пальто и поставь вещи в угол, — скомандовала бабушка, бросив на внука критический взгляд. — В чем дело? Где твой портфель и костюм? Сегодня же рабочий день. В «Лейтоне» что-то случилось?

— Это неофициальный визит. Я заходил домой переодеться, — объяснил Саша, целуя бабушку. — Просто захотел вас повидать и заодно расспросить дедушку о Сиси.

— В любом случае мы тебе рады, — заверила его она. — Оставайся ночевать, а утром уедешь с первым поездом. Вполне успеешь заехать домой и в девять будешь на работе.

Это был скорее приказ, чем предложение, и, хотя Саша был не вполне уверен в выполнимости этого плана, спорить с бабушкой он не решился.

Взяв Сашу за руку, бабушка провела его в библиотеку, где сидел его дед, погруженный в чтение.

Саша любил дом, где жили старики, и в особенности их библиотеку. Стены там были выкрашены в удивительно теплый цвет тамариндового дерева, на вощеных сосновых стеллажах теснились книги на русском, французском и английском языках — все в прекрасных переплетах с истертыми корешками. На окнах висели шторы с индейским орнаментом в тонах сандалового дерева, тыквы и бирюзы. На полу лежал потертый турецкий ковер, на котором оставили свои метки собаки, ныне живущие лишь в серебряных рамках, расставленных по всей комнате на маленьких столиках.

В этой комнате всегда было весело и уютно. Все здесь дышало какой-то особой прелестью — цветы в высоких вазах, горячий чай в фарфоровом чайнике… В присутствии ее счастливых обитателей самые тяжкие проблемы уже не казались неразрешимыми.

— Здравствуй, дедушка. Нет-нет, не вставай, — сказал Саша, целуя старика в щеку.

Сашиному деду было уже за девяносто, но, несмотря на преклонный возраст, он сохранил величественный вид и военную выправку. Особенно выделялись его живые серые глаза, которые унаследовал Саша.