Книга Призрак Фаберже, страница 37 – Николас Николсон

— До свидания, Анна. Желаю тебе успехов. Пятнадцатого жду вас со Снегурочкой в Москве.

— Саша, а как прошел твой ужин с отцом? — вдруг спросила Анна, когда он уже уходил.

— Боюсь, что не совсем удачно.

— Жаль. До встречи в Москве.

Вернувшись домой, Саша сразу прошел на кухню и вынул из холодильника бутылку с водой. Он чувствовал себя уставшим и каким-то не совсем чистым.

Горячий душ вернул его к жизни. Завернувшись в халат, он подошел к телефону и набрал петербургский номер.

Там сразу ответили:

— Слушаю!

Дальнейший разговор происходил по-русски.

— Геннадий Алексеевич? Это Саша Озеровский из Нью-Йорка.

— Саша! Рад тебя слышать. Куда ты пропал? Почему не звонил? Когда к нам приедешь?

Саша улыбнулся. У него было такое ощущение, словно он говорит со своим дедушкой.

— Уже совсем скоро.

— Ура! Леонида! К нам едет Саша. Когда ты прилетаешь в Питер? Я пошлю кого-нибудь в Пулково, чтобы тебя встретили. Остановишься у нас. И никаких разговоров.

— Не создавайте себе лишних сложностей. Я закажу номер в «Астории». Приглашаю вас обоих на ужин.

— Хм. У них блины, как подметки. Лучше приезжай ужинать к нам.

Саша улыбнулся. Геннадий был типичным петербуржцем — образованным, живым и радушным скептиком с потрясающим чувством юмора.

— Когда ты прилетаешь?

— Десятого. У нас большие неприятности. Меня даже временно отстранили от работы.

— Знаю. Анна и ваш юрист прислали нам сегодня факс и просили ничего не говорить тебе о потенциальных покупателях в России.

— Серьезно? Они так меня боятся?

— Они боятся всего. И все же я скажу тебе, кто интересуется Снегурочкой. Никто.

— А почему?

— Когда президент в любую минуту может объявить войну, прикрыть банки или заняться реставрацией дворцов, а правительство перетряхивают чуть ли не каждый час, кого волнует какой-то Фаберже?

— В восемнадцатом году люди думали иначе.

— Ну и что с ними сталось? Послушай, голос у тебя какой-то кислый.

— Я просто устал. И скучаю без вас.

— Конечно, скучаешь. Иначе зачем тебе тащиться в такое гиблое место? Душа тепла просит. Возвращайся на родину предков, Саша. Здесь ты быстро излечишься от хандры. Я сейчас провожу кое-какие исследования для Русского музея, и мне нужна твоя помощь. Все документы на английском и французском. А потом мы поедем в Москву. Я тебя приглашаю в Кремль на презентацию. Звучит неплохо?

— Великолепно. Геннадий, ты настоящий друг. Спасибо за все.

— Чепуха. Это просто взаимная поддержка. Это ведь ты устроил меня в «Лейтон», помнишь? Благодаря тебе я могу кормить семью и учить детей за границей. Ты практически спас мне жизнь. А я лишь приглашаю тебя на родину. Для американца ты слишком русский, Саша. Помнишь эту строчку из Сент-Экзюпери? «Мы в ответе за тех, кого приручили». Я считаю, что я за тебя в ответе. Приезжай скорей в Россию. Мы тебя очень ждем.

У Саши сдавило грудь, и на глаза навернулись слезы. Почему в Нью-Йорке у него нет таких друзей? Пора заканчивать, иначе он совсем раскиснет.

— Будем прощаться, а то уже поздно. Я сообщу тебе дату вылета по электронной почте.

— Самый лучший вариант. На телефон надеяться нельзя. Мы послали человека в космос, но телефон у нас по-прежнему работает кое-как, — рассмеялся Геннадий. — До встречи в Питере. Пока. Наплюй на этих ублюдков.

— Я так и сделаю. Спасибо, Геннадий.

Повесив трубку, Саша рухнул в постель и заснул как убитый.

Утром он принял душ, чтобы встряхнуться. В церкви надо быть в одиннадцать. Саша надел темный костюм и в виде исключения повязал неброский галстук.

На улице было холодно, но он решил идти пешком. До собора Покрова Богородицы было совсем недалеко. Церковь и синод помещались в большом неогеоргианском особняке на углу Девяносто третьей улицы.

Войдя во двор, Саша поднялся по широкой мраморной лестнице. Собор располагался в бывшем танцевальном зале. Открыв застекленную створчатую дверь, Саша вошел в храм, поражавший красотой внутреннего убранства. Несмотря на светский характер здания, собор напоминал домашнюю церковь в одном из дворцов Санкт-Петербурга.

Стены украшала богатая лепнина в стиле рококо довольно легкомысленного вида, но Саше все эти завитки напоминали лишь о пальмовой ветви, с которой Христос вошел в Иерусалим. Для него этот собор был святым местом и частью России.

В этих стенах он впервые почувствовал себя русским. Окруженный эмигрантами нескольких поколений, Саша с детства привык слышать здесь русскую речь самого разного свойства: от изысканного и безупречного языка, на котором говорил его дед, до советского варианта, принесенного последней волной эмиграции. Здесь же звучал мелодичный церковнославянский, на котором служили литургии, — язык его предков в те времена, когда они приняли христианство.

В церкви Саша впервые услышал русскую музыку и соприкоснулся с русской культурой, которую так любила его мать. Конечно, в детстве он не мог оценить всей ее красоты и величия, но позже, приехав в Россию, остро ощутил свою к ней причастность. С тех пор всякий раз, когда Саша входил в православную церковь, где бы она ни находилась, ему казалось, что он переносится в Россию.

Подойдя к прилавку рядом с дверью, Саша купил свечки и под размеренное чтение Священного Писания поставил их перед иконами сегодняшнего праздника и всех святых заступников их семьи. В углу прихожане исповедовались священнику, и Саша присоединился к ним. Совершив обряд, он вернулся в толпу молящихся. Церковная служба всегда напоминала ему о матери, но сегодня все его мысли занимала предстоящая поездка в Россию.

Посмотрев по сторонам, Саша встретился взглядом с великой княгиней, которая приветливо ему улыбнулась. В толпе было много знакомых лиц. Многие кивали Саше, довольные, что в церковь приходит молодежь.

Длинная служба прошла незаметно. Выходя из церкви, Саша столкнулся с великой княгиней. Они заговорили по-русски.

— Я же обещал, что приду.

— Ничуть в этом не сомневалась. Перед дальней дорогой надо обязательно помолиться вместе со своими близкими. Кто знает, доведется ли вернуться, — улыбнулась княгиня. — Желаю приятного путешествия и счастливого возвращения домой.

— Спасибо за доброе напутствие.

На улице шел снег. Саша поспешил домой. Он думал об отце и предстоящей поездке. Дай Бог, чтобы все удалось утрясти. После церковной службы будущее уже не казалось таким безнадежным.

Сворачивая к дому, Саша с удивлением заметил, что думает по-русски.

Ночью Саше приснился странный сон. Он стоял на улице перед петербургским дворцом, где до революции жила семья его матери. В одном из окон он увидел мать, смотревшую на Неву поверх его головы. Сердце у Саши отчаянно забилось, он хотел закричать, чтобы она его заметила, но из груди не вырвалось ни звука. Он увидел, что мать отходит от окна, но по-прежнему не мог произнести ни слова. Дом окутал туман, и розовые стены шермановского дворца на Английской набережной исчезли за его завесой.