Онлайн книга «"Мы не дрогнем в бою". Отстоять Москву!»
– Калько я у тебя забрал, – не поздоровавшись, сказал он Шапошникову, – Андросенко оставил в Святом. Давай выходи с Осадчим восточнее Алешенки и будешь наступать на Навлю. Гришин был очень возбужден, и хотя Шапошникову было обидно и неприятно, что командир дивизии отдавал приказы через голову командира полка, все же решил промолчать. И так все было на нервах который день. Когда Шапошников с батальоном Осадчего вышел на рубеж развертывания для атаки на Навлю, к нему снова прискакал на коне полковник Гришин. Он был даже без охраны. – Противник вон на той опушке, возможно – до батальона. Атаковать будешь полем. Шапошникову еще не приходилось выслушивать приказы и выполнять их в такой спешке, на ходу, хотя вроде бы чего только с ним не бывало с начала войны. – Лесом же удобнее, – возразил он Гришину, – а так, в поле, перебьют, как зайцев. – Лесом пойдет другая дивизия. У тебя отвлекающий удар, – тоном, не терпящим возражений, отрезал Гришин. – Да у меня на фланге семьдесят автомашин пехоты противника, раздавят нас, если пойдем полем! – Выполнять приказ! – оборвал Гришин Шапошникова и стал садиться на коня. – Осадчий! – позвал Шапошников комбата-2. – Готовься к атаке через поле. Батальон разверни пошире. И не торопись, понял? – Да чего он хочет-то? Не понимаю! – рассердился Осадчий, слушавший в стороне весь разговор с командиром дивизии. – Бесполезно с ним сейчас спорить. Не знаю, что у него сейчас за планы. Как только батальон развернулся на опушке для атаки через поле, на фланге показалась группа немецких танков. – Осадчий! Немедленно уводи батальон в лес! – закричал Шапошников. – «Хватит и этой демонстрации». Подъехал на уставшем коне командир взвода разведки лейтенант Шажок. – Никакого соседа справа у нас нет, товарищ капитан, – доложил он Шапошникову. «Ну вот, а обещал дивизию… – с досадой подумал Шапошников. – Зачем было обманывать? Сказал бы прямо, что атака батальона – демонстрация, чтобы отвлечь немцев от главных сил дивизии». – Товарищ капитан, – к Шапошникову подошел лейтенант Тюкаев, – представитель штаба армии вас спрашивает. Шапошников узнал полковника Ивашечкина. – Какую выполняете задачу, капитан? – Готовлю атаку в направлении Навли, – ответил Шапошников. – Какие силы у вас под рукой? – Батальон. – Приказ отменяю. Следуйте с батальоном прямо по просеке, там, километрах в трех, найдете штаб армии. Будете его охранять. – Слушаюсь, товарищ полковник, – с облегчением воскликнул Шапошников. Этот приказ означал, что, по крайней мере, в ближайшие часы ни он, ни его люди не погибнут напрасно. – «Теперь надо Гришина искать…» – Бакиновский! Берите взвод Шажка и поезжайте найдите полковника Гришина. Доложите, что Ивашечкин снял нас отсюда на охрану штаба армии. Найдя штаб армии в густом ельнике, припорошенном снегом, Шапошников представился первому попавшемуся полковнику. – Займите батальоном круговую оборону по всему периметру расположения штаба, – приказал полковник. «Ну вот, еще не лучше: потом батальон и не собрать будет», – огорчился Шапошников. В лесу, где расположился штаб 3-й армии, бродили группы людей, что-то зарывали, жгли какие-то бумаги, тут же ели, сидя на снегу. Многие спали на нарубленном лапнике, прижавшись друг к другу. Вечером полковник Гришин сам нашел Шапошникова. С ним было несколько конных. – Ты как здесь оказался? Почему меня не искали? – Полковник Ивашечкин приказал охранять штаб армии. – Срочно собирай батальон и выводи его вот сюда, смотри на карту… – Гришин открыл планшет, – Борщево – Литовня. Здесь будем прорываться. Ищи меня в домике лесника вот здесь. Жду завтра к восемнадцати часам. Пойдем ночью. – Гришин нахмурился и тяжело вздохнул: – Есть сведения, что против нас действуют части еще двух дивизий кроме восемнадцатой танковой. Да, обстановочка… Надо бы изо всех сил держать сейчас Гудериана за хвост, а то он и до Москвы дойдет… Гришин, когда узнал, что они в окружении, подумал, что гитлеровцы свои главные силы бросили вперед, по большаку на Тулу, но это оказалось не так, и против них были оставлены крупные силы, так что надеяться в этот раз на легкий выход из окружения было нечего. Была лишь надежда, что выйти на восток лесами будет все же проще. – Что делать с обозом? – спросил его Шапошников. – Все еще таскаешь? Давно пора бросить. Возьми все, что можно, продовольствие прежде всего, а остальное – закопать или сжечь. 624-й стрелковый полк майора Тарасова, 11 октября брошенный под деревню Алешенка для нанесения отвлекающего удара, мысленно был списан Гришиным с баланса сил дивизии, поэтому он удивился и обрадовался, когда комиссар полка Михеев нашел его днем 14 октября в лесу под Литовней. – Как ты нас нашел? Задачу выполнил? Что с полком? – быстро спрашивал его Гришин. – Бой вели весь день одиннадцатого. Уничтожено до трехсот гитлеровцев, тридцать пять автомашин, четыре орудия, две бронемашины, танк, – хмуро и устало докладывал Михеев. – Держались бы и еще, но к противнику из Навли подошло сильное подкрепление: двадцать танков и до двух батальонов пехоты. – Потери большие? – спросил его Гришин. – Почти ничего не осталось. Раненых двадцать повозок… – Да, плохо. Сейчас мы пойдем на прорыв, будешь идти вторым эшелоном. Где у тебя командир полка, не потеряли? – спросил Гришин. – Не прозевайте, когда прорвемся, а то останетесь здесь. Михеев пошел к своим людям. Колонна его полка, сбившаяся повозками в кучу, на первый взгляд представляла внушительную силу, но боеспособность ее равнялась нулю. Люди были измотаны до предела, раненые на повозках стонали, беспрерывно просили пить, медики еле держались на ногах от усталости, атмосфера и настроение были гнетущими. Все понимали, что близятся события, которые решат судьбу каждого, кто оказался в этом лесу. Старший лейтенант Шкурин, или, как его звал Михеев, Саша, потому что он годился ему в сыновья, в 624-м полку находился всего три недели, но успел зарекомендовать себя настоящим бойцом и коммунистом. Под Алешенкой он по своей инициативе принял командование ротой, когда командир был ранен, дрался умело и отчаянно: почти все автомашины из тех тридцати пяти были уничтожены его ротой, сам Шкурин гранатой подбил бронетранспортер, да и немцев уложил с десяток. За этот день он ни разу не вспомнил, что он не командир стрелковой роты, а уполномоченный особого отдела полка. – Сколько у тебя сейчас в роте людей? – спросил его Михеев. – Двадцать два человека, политрук Кравцов и я. – Саша, тебе придется идти на прорыв последним: надо обеспечить вывоз раненых. Сам сопровождай повозки и смотри за всем. Я в тебя верю… |