Книга Сад чародея, страница 31 – Геза Чат

Я вошел в воду по шею и поплыл. Сделав несколько сильных гребков, я ложился на спину и отдыхал. Я смотрел на синее небо и нити облаков, низко дрожавшие над рекой, как прозрачные сборки и складки легкого небесного покрывала. Порой с берега взлетали ибисы и, медленно хлопая крыльями, устремлялись ввысь. Прекрасные, изящные птицы попадали в эти бесконечные складки и сливались с ними, постепенно исчезая из виду. Наблюдать за ними, видеть их доставляло мне неописуемую радость. Это зрелище вызывало у меня безграничный, божественный восторг. Все это время я продолжал плыть вперед.

Оказывается, говорил я себе, счастье — это несложно. Я счастлив потому, что никуда не стремлюсь, скажи мне сейчас кто-нибудь, что я буду вот так плыть по Нилу до самой смерти: лежа на спине под синим небом в послеполуденный зной — и радости моей не будет конца.

Во сне эта мысль была оформлена по-другому. Я перевел ее для тебя на язык реальности. В моих размышлениях совершенно не было распространенного у нас ошибочного представления о смерти. В той фантастической реальности смерть не казалась абсолютным злом, а жизнь — абсолютным добром. Все было одинаково хорошим и прекрасным, новым и чудесным, совсем не таким тревожным, утомительным и пугающим, как здесь, в нашей долине плача.

За это время вода успела отнести меня далеко от берега, я плыл в самой середине течения, на расстоянии брошенного камня от суши, и вдруг заметил на берегу женщину. Ее голова была повязана белым платком, она стирала, присев на корточки у воды.

Наконец-то, встретил кого-то, мысленно сказал я, не слишком обрадовавшись. «Наконец-то» не означало, что я очень хотел встретить кого-нибудь и давно ожидал встречи с людьми. Я встал в воде и присмотрелся. Из воды виднелись только мои голова и плечи. Женщина меня не заметила и продолжала стирать. Она крепко, ловко и весело выкручивала белье, била его и полоскала.

Я медленно двигался к берегу! Вскоре я заметил, что среди деревьев на большом удалении от воды стоит желтый дом.

Это, наверное, хозяйка! — подумал я, так как, видя движения женщины, не мог отнести ее в разряд прислуги. Служанки стирают с большей сноровкой, но с меньшей ловкостью и изяществом, — решил я.

Женщина хоть и знала, что никто ее не видит, работала охотно, с душой. Примитивные натуры так не умеют, они лишены высшей способности радоваться собственной силе, ловкости и красоте. Труд этой женщины как раз свидетельствовал о такой способности.

Округлые смуглые плечи, пряди черных волос, выбивавшихся из-под платка, полные груди, плотно обтянутые желтым покрывалом, обнаженные точеные руки и широкие бедра, линия которых эффектно подчеркивалась сидячим положением, полностью завладели моим вниманием. Однако, желание мое было лишено того жгучего, мучительного привкуса, который неизбежно возникает в реальной жизни, и который вызван сомнениями и страхами, ведь избранница не обязательно становится нашей, или становится, но не сразу. Я стоял в воде тихо и спокойно. Любовный жар не гнал меня вперед и не затуманивал взор, позволяя безмятежно наслаждаться радостью этого чувства.

Женщина встала и медленно потянулась. Я восхитился пропорциональности ее тела. Оно было мягким и, в то же время, крепко сбитым. Ростом женщина была чуть выше среднего, но столь грациозна, что, казалось, я без труда могу подхватить ее на руки. Она сложила белье в корзину и направилась к дому. Я думал, что она меня не увидела, и хотел крикнуть что-нибудь приветственное или позвать ее, но внезапно она обернулась, кротко посмотрела на меня и приветливо улыбнулась. Я приветственно поднял правую руку и поспешил на берег. Она стояла неподвижно и, заметно посерьезнев, наблюдала за мной. Я встал перед ней и в знак почтения низко поклонился.

— Кто ты, дражайшая?

— Думаю, ты и сам видишь, кто я, я иудейка, муж мой законник, его нет дома.

— Позволь отдохнуть в твоем доме, я проделал долгий путь.

— Ты, должно быть, голоден и хочешь есть.

— Я об этом сейчас не думаю, прошу, не хлопочи о том, чтобы накормить меня.

— Неужели ты отвергнешь хлеб, который я предложу тебе?

— Для меня дорого все, к чему прикоснется твоя рука.

— Тогда пойдем в дом.

Женщина пошла вперед, я заметил, что она старается идти, сдерживая колыхание роскошных бедер.

Тем прекрасней и божественней казались ее небольшие ступни и тонкие щиколотки. В дверях она отодвинула светло-зеленый полог изо льна и пропустила меня внутрь.

— Заходи! — прозвучал мелодичный голос.

Я вошел в небольшую комнату, стены которой были сплошь покрыты белыми льняными занавесками. На полу была циновка. В углу комнаты стоял низкий плетеный стол, по обеим сторонам которого у стены располагались скамьи.

— Здесь мы живем, — сказала женщина, — вдали от города, потому что муж очень опасается, что я буду видеть других мужчин.

— Он боится, что ты будешь ему неверна?

— Этого он не боится, ведь за измену женщине полагается смерть, ее забьют камнями, — муж не хочет, чтобы при виде другого мужчины я испытала желание.

— Твоего мужа целыми днями нет дома?

— Утром он уходит на совет законников и возвращается к вечеру.

— Тебе не тяжело одной?

— Нет, я работаю.

— А дети у тебя есть?

— Нет, но предсказатель из Малой Азии напророчил мне детей, и я терпеливо жду… Лучше ты расскажи о себе. Ты, очевидно, египтянин, с верховий Нила. Это твоя родина?

— Да, — ответил я автоматически.

— Ты молод, как я вижу, и удача будет сопутствовать тебе.

— Почему ты так думаешь, дражайшая?

— Ты выглядишь человеком смышленым, и лицо у тебя приятное.

Она с колыханием вышла из комнаты и через минуту вернулась с куском хлеба на желтой глиняной тарелке и красной каменной кружкой. Затем, проведя руками по бедрам, тоже села напротив, на свободное место.

— Ты не боишься, что вернется муж? — спросил я.

— Нет, — просто ответила она, — в это время он никогда не возвращается.

Я ел. Она смотрела. Положив руки на колени, доброжелательно и спокойно. Я как следует рассмотрел ее милое лицо. Она выглядела лет на двадцать пять-тридцать. Крупный нос с сильной горбинкой и тонкими, изящными ноздрями придавал лицу доброе и страстное выражение. Тонкие брови были высоко изогнуты. Карие глаза излучали ум и тепло. Блестящие, темно-карие глаза на треть были закрыты сонными веками. Прелестные синие круги под глазами говорили о богатом женском опыте и радостной жизни. Рубиновые губы были полными и влажными. Гладкая смуглая кожа, которая приобретала на лице оттенок слоновой кости, казалась прохладной и бархатистой.

— Ты очень красивая и добрая женщина, — сказал я тихо и очень искренне.

— Что ты, — ответила она со смехом, — я уже старуха. Вот уже десять лет, как я замужем, а когда выходила замуж, мне минул восемнадцатый год.