Книга Алый лев, страница 31 – Элизабет Чедвик

От запаха еды у де Броза потекли слюнки, но к горлу подкатила тошнота.

— Дай-ка мне свой фонарь! — прорычал он.

Человек выполнил его требование безо всяких пререканий, как будто известные лорды все время посреди ночи что-то у него требуют.

— Куда это те двое отправились? — спросил де Броз.

— В городской бордель, милорд, по крайней мере, так они сказали. Свидание с французской шлюхой.

— Здесь и нормандских полно, не обязательно к французским таскаться.

— Я им сказал, что раньше утра назад не пущу и что они рискуют, потому что уходят в запрещенный час, но такие ничего не слушают. Собственную мать за грош по стенке размажут.

Де Броз хмыкнул и побрел шатающейся походкой через тюремный двор ко входу. Он спускался по лестнице очень осторожно, боясь поскользнуться в своих туфлях с мягкими подошвами и свернуть шею. У него перехватывало дыхание, а волосы на затылке встали дыбом, как у охотничьей собаки, когда она видит дикого вепря.

В самом основании башни размещались камеры. Де Броз бывал здесь бессчетное количество раз, он был свидетелем того, какие методы применяются, чтобы заставить пленников заговорить, некоторые из них и сам применял; знал он и об узком туннеле, и о двери, которая открывала к камерам путь для потока вод Сены; здесь все было предусмотрено для быстрого избавления от любых отходов.

Подойдя к одной из камер недалеко от этой двери, де Броз поставил фонарь в нишу в стене и, помедлив мгновение, поднял тяжелый засов и со скрипом открыл дверь. Ему в нос ударил гнилой запах, смесь вони соломы, фекалий, мочи, плесени, сырости и крови. И, хотя он знал, как пахнет в таких дырах, ему пришлось сдержать рвотный позыв. Он слышал глубокий стон агонизирующего животного и шорох соломы, на которой оно двигалось. Писк и топот крысиных лапок. Де Броз поднял левой рукой фонарь и, держа в правой кинжал, вошел в камеру принца Артура.

Парень лежал, свернувшись калачиком на кучке гнилой соломы, притянув колени к животу. Его панталоны, когда-то имевшие веселенькую, полосатую, красную с синим расцветку, теперь были так грязны, что невозможно было угадать их первоначальный цвет. Он скулил и бормотал что-то, стуча зубами. Андре с приятелем явно развлеклись с ним, перед тем как отправиться в город. Иоанн против этого не возражал, и у де Броза на этот счет не было определенного мнения. Из парня нужно было повыбить гордыню и спесь. В этом ничего плохого не было. Он подошел ближе, поднял фонарь повыше, чтобы оценить, какой принцу нанесен вред, ожидая, что Артур поднимет голову ему навстречу, но этого не случилось. А потом де Броз увидел кровь, паутиной оплетшую руку мальчика и пропитавшую его одежду.

— Мария, Матерь Божия, — прошептал он.

Артур обернулся на звук его голоса и заверещал, забившись, как кролик в капкане. Де Броз уставился на разбитое лицо, превращенное в кровавое месиво, на опухшие глазницы, забитые черным желе свернувшейся крови, на затекшую красную маску под ними, на кричащий раскрытый рот и потерял равновесие; его рвало снова и снова, пока в желудке и в горле не появилось ощущение, будто их разодрали изнутри.

— Господи, о Господи Всемогущий! — его собственный стон доносился до него будто издалека.

— Пожалуйста, — всхлипывало существо, которое еще совсем недавно было неуклюжим и язвительным шестнадцатилетним подростком, а сейчас стало ползающим нечто, живым, но на грани смерти, больше напоминающим трупы, которые валяются на перекрестках дорог и которыми ужинают вороны. — Пожалуйста…

Де Броз не помнил, как он добрался обратно до зала, но, видимо, как-то все-таки умудрился это сделать, поскольку внезапно он обнаружил, что, спотыкаясь, идет через возвышение к Иоанну, который сидит, облокотившись на походный стол в винных пятнах, и рядом с ним стоит почти пустая бутыль. Глаза короля блестели, зрачки расширились настолько, что почти закрывали темно-желтую радужку, щеки разрумянились. Один из его приятелей-холостяков, Йохан Рассел, пытался сказать ему что-то, моргая невидящими глазами, как сова, но был слишком пьян, чтобы выдать что-то более вразумительное, чем невнятное мычание и пускание слюней.

Иоанн поднял глаза и встретился взглядом с де Брозом.

— Фу, — сказал он, скривив рот, — от тебя несет мочой и блевотиной. Убирайся. Ступай, умойся.

Де Броз судорожно сглотнул, потом еще раз. Он думал, что его больше не будет рвать, но сейчас чувство было такое, что через мгновение он зальет желчью колени Иоанна:

— Сир, вы должны кое-что увидеть…

Иоанн грубо рассмеялся:

— Если у этого «кое-чего» нет светлых волос и сисек размером с вымя, не думаю, что мне это будет интересно, верно, Рассел?

— Сиськи… вымя, — промычал последний, падая головой на стол и закрывая глаза.

Де Броз наклонился поближе к Иоанну и прошептал ему на ухо ужасную правду, которую только что узнал. Какое-то время выражение лица Иоанна не менялось. На нем застыла циничная ухмылка, глаза недобро поблескивали. А затем слова будто начали тонуть в его голове, и их осмысление стало проступать на лице.

— Ослепили? — спросил он.

Де Броз кивнул и бросил быстрый взгляд в сторону Рассела.

— Да, сир. И Андре, и Раймунд из Пуату покинули башню.

Иоанн вскочил на ноги и чуть не упал. Слуги бросились к нему на помощь, но он жестом отослал их прочь, будто отгоняя мух. Рассел попытался встать, но Иоанн толкнул его, и тот плюхнулся обратно.

— Отправляйся в постель. Или спи здесь, мне все равно. Я тебя отпускаю. Де Броз, со мной.

— Кто еще об этом знает? — спросил Иоанн, когда они с де Брозом осторожно, неуверенно ступая, спускались ночью по крутой лестнице вниз, в ад, выдыхая целые облака винных испарений.

— Насколько мне известно, сир, никто, — де Броз подавил рвотный позыв. — Я почувствовал, что что-то не так, и сам отправился посмотреть…

Он надеялся, сам себе не веря, что когда они придут, мальчик будет уже мертв. В его сознании продолжали всплывать полные запекшейся крови невидящие глазницы и залитое кровью лицо.

Иоанн помедлил перед дверью камеры. Все надежды де Броза на то, что Артур мертв, рухнули: изнутри доносился протяжный, тонкий, режущий крик. Иоанн отодвинул засов и вошел внутрь, солома мягко похрустывала у него под сапогами. Отвернувшись, де Броз поднял фонарь как можно выше и смотрел, как тени лижут поблескивающие от влаги стены. Он тоже будет слепым. Он не станет смотреть.

Несмотря на опьянение, Иоанн оставался проворным, как кошка; он подошел к кучке красной соломы, на которой лежал его племянник, и долго молчал, глядя на него.

— Силы господни, я убью сукиных детей за это! — прошипел он. Де Броз слышал, как тот сел на корточки, и видел, как задвигались и заметались по скользким зеленоватым стенам тени, когда Иоанн осматривал Артура, а тот бился и кричал.

Де Броз поежился: