Онлайн книга «Звездная тень»
|
— Приехали. — Я коснулся терминала. Посадка осуществлена. Есть какие-то изменения? Живые организмы, искусственные объекты? Нет. Ближайшая область поглощения энергии на расстоянии двадцати тысяч шагов. Даю указатель. Проблеск света на куполе — голубая ниточка потянулась вперёд через холмы. Я заметил, как изменились лица товарищей, и торопливо пояснил: — Это направление на ближайший аномальный объект… Ниточка погасла. Данилов с Машей продолжали сидеть в одном кресле, походя сейчас на слегка рассорившихся любовников. Счётчик неторопливо двинулся по окружности кабины. Похоже, он фиксировал в своей безотказной памяти ландшафт. Корабль молчал, явно считая свою функцию исчерпанной. Я «вслушался», пытаясь вызвать на контакт куалькуа. Никакого ответа. Может быть, живущая во мне амёба тоже наблюдает за обстановкой? Вырастила пару глаз на моём затылке и изучает мир? А может быть, здесь, в мире Тени, уже разорвалась та связь, что соединяла миллиарды крошечных существ в единое целое? А может быть, пренебрегая непредставимым расстоянием, куалькуа по-прежнему един — клеточка огромного мозга, с жадным любопытством пожирающего новую информацию? Я вдруг понял, что уже с минуту в кабине царит тишина. Закончил свой «обход» счётчик, смотрят на меня Данилов и Маша. — Что дальше, Пётр? — тихо спросил Данилов. — Ну? Мы прилетели. Это и впрямь оказалось просто. Командуй. Окружающая среда пригодна для жизни? Мне тоже было не по себе. И отрицательный ответ корабля меня бы сейчас обрадовал. Да. Открывай кабину. Купол потемнел, утратил прозрачность. — Будем выходить, — предупредил я. Издав лёгкий хлюп, купол свернулся. И мы сжались, придавленные пылающим небом. Нет, никакие экраны не смогли этого передать! Может быть, потому, что мы знали — это только изображение. А с ним возможно сделать всё что угодно. Теперь мы смотрели собственными глазами. Когда-то в детстве меня поразило ночное небо над Крымом. После бледных северных звёзд оно казалось россыпью алмазной крошки, поистине божественным творением. Потом, в юности, побывав в тропиках, я понял, что такое настоящее южное небо. Тут уже не возникало никаких мыслей о Творце. Звёзды и так были равны Богу. Не драгоценная пыль — а подлинные бриллианты. Но только тут небо было живым. Здешний Джордано Бруно не пошёл бы на костёр из-за вопроса обитаемости иных миров — она казалась бесспорной. Не холодный свет мёртвых драгоценностей, а живое и тёплое дыхание далёкого огня струилось с неба. Равнина — унылая, слегка холмистая, пустынная — оказалась сказочно красивой, будто на рождественской открытке. Сияние разноцветных звёзд окрашивало её феерической иллюминацией — вроде бы и не вычленить отдельных красок, не уловить оттенков — кроме как краем глаза. Вопреки всей физиологии зрения, между прочим. Запах планеты, который невольно отмечаешь сразу же после посадки, был почти неуловим. Поэт сказал бы, что так пахнет звёздный свет. Я просто не нашёл сравнения. Может быть — запах отсутствия жизни… — Озон, — неожиданно произнесла Маша. — Озоном пахнет, правда? — Это от двигателей… — ответил Данилов. Выбрался из кресла, осторожно перешагнул собравшийся валиком купол. Обернулся: — Пётр, позволишь? — Валяй, — согласился я. Данилов постоял секунду, потом спрыгнул вниз. Посмотрел на свои ноги, будто ожидая увидеть высовывающиеся из почвы хищные пасти. Сказал: — Маленький шаг одного человека… на фиг не нужный всему человечеству. Слова тонули в тишине. Потрясающая тишина — нет ни ветра, ни голосов, ни привычного «индустриального» шума. Только наше дыхание. — Странные оптические характеристики, — заметил счётчик, медленно выбираясь из кабины. — Атмосфера практически не искажает спектр… — И это всё, что ты можешь сказать? — спросил я. Из всех нас только счётчик не испытывал никакого трепета или восхищения перед небом Ядра. — Никаких чувств не пробуждается? — Я, конечно, могу произнести ряд фраз, означающих сильные эмоции, — насмешливо ответил счётчик. — Но не стоит, Пётр, подходить ко мне… совсем уж по-человечески. Кивнув, я проглотил обидное замечание. Видимо, счётчик это понял: — Пётр, полагаю, очень многие расы Конклава испытали бы эмоции, близкие к человеческим. Для меня, однако, существует причина, мешающая оценить эту картину. Он помолчал. — На нашей планете, Пётр, вообще не видно звёзд. Все чувства, какие я мог бы ощутить, были испытаны мной давным-давно, когда я впервые оказался в космосе. Счётчик легко спрыгнул вслед за Даниловым. Маша посмотрела на меня, пожала плечами и осторожно полезла следом. — Подожди! — окликнул я её. Открыл контейнер между креслами, достал банки с питанием. — Лови! Две банки я кинул Маше, две — Данилову. Две оставил себе. Счётчик, не дожидаясь вопроса, отказался: — Мои скромные потребности тебе известны… — Это комбинированный рацион, — пояснил я. — Удовлетворяет потребности в еде и питье. На всякий случай. — Корабль так и будет стоять? — пряча банки в карманы, спросил Данилов. Я отдал мысленный приказ и выбрался следом. Кабина сомкнулась. Кораблик, классическая летающая тарелка, смотрелся здесь вполне уместно. Куда более, чем трое людей без скафандров. — Он будет ждать, — сказал я. — Что-что, а ждать они умеют… — А потом придёт кто-то в твоём облике, сядет в кресло и отправится с экскурсией на Землю, — поддержал меня Данилов. — Не знаю, насколько это вероятно, — ответил я. — Но, наверное, справедливо. Если уж я влезал в чужое тело… Ты хочешь вернуть свой изначальный облик? Куалькуа задал вопрос сухо и без любопытства. Да! Я начинаю. — Ребята, отвернитесь… — успел попросить я. И лицо пронзила боль. Хорошо, что они послушно отвернулись. Не потому, что это выглядело слишком уж отвратительно. Меня скрутило от боли, я не мог сдержать стона, из глаз катились слёзы. Всё тело горело. В этот раз куалькуа то ли был небрежен более обычного, то ли торопился — я чувствовал себя так, будто с меня сдирают кожу. |