Онлайн книга «Хэппи энд»
|
Со дна души всколыхнулись привычные комплексы. Он хуже всех. Рожден ползать. А рожденный ползать, как известно, летать не может. Феликс молчал весь вечер, а потом взял и напился мертвецки. Капитан на плечах отнес его в машину, как мешок с картошкой. Дома Феликс описался. И это был логический финал: вот он в моче, как в собственном соку. И это все. Маша стащила с Феликса всю одежду и оставила спать на полу. Ночью он проснулся – совершенно голый, на жесткой основе, и не мог сообразить: где он? В морге? Он умер? Феликс стал искать глазами маму, но все было, как на земле: комната, детские игрушки. И Маша, которая цедила ему из банки рассол от соленых огурцов. Рассол втекал в него спасительной влагой. Феликс поднялся и пошел в душ. Вода омывала тело, возвращала к жизни. К жизни без Нины. Феликс стоял, зажмурившись, и плакал. Этап РАЗГОВАРИВАТЬ окончился. Начался новый этап: СМОТРЕТЬ. Он смотрел на Нину и смотрел, как будто позабыл на ней свои глаза. Он вбирал в себя ее лицо во всех ракурсах: в профиль, фас, три четверти. Маленькое изящное ухо, привычный изгиб волос, столб шеи, на которую крепилась маленькая, как тыковка, головка. А сколько в этой головке ума, юмора. Феликс смотрел на Нину и бредил наяву, шевелил губами. Нина замечала, но никак не реагировала. Каждый человек вправе смотреть, если ему нравится. Это было поведение самоуверенной женщины, привыкшей к тому, что на нее смотрят, желают, мечтают. Когда Феликс вспоминал о капитане, и более того – представлял в подробностях, – он наполнялся темным ветром ярости и торопился уйти, чтобы не нагрубить Нине, не сказать что-то оскорбительное. Фильм тем временем перешел в монтажно-тонировочный период. Феликс сидел в монтажной комнате, приходилось задерживаться допоздна. Маша давала ему с собой бутерброды и бульон в термосе. Не задавала вопросы и не возникала. Она верила Феликсу безгранично. И сама была предана безгранично. У нее не было других интересов, кроме семьи. И времени тоже не было. После работы забирала ребенка из детского сада и как рыба билась в сетях большого хозяйства: убрать, постирать, приготовить. Работала в две смены: утром на работе, вечером дома. У нее был свой сюжет и свое кино. Феликс и Нина тем временем сидели в монтажной. Они, как четки, перебирали каждый сантиметр пленки. Урезали длинноты. Потом им казалось, что они сократили слишком много – исчез воздух. Возвращались обратно. Когда выходили на улицу покурить, с удивлением смотрели на поток людей, совершенно равнодушных к кинопроизводству и монтажу. Оказывается, существовала другая, параллельная жизнь, как у рыб. Однажды вечером Нина пришла в монтажную. Феликсу показалось, что от нее пахнет капитаном. Он тут же замкнулся и сказал: – Ты мне мешаешь… – Я на минуту, – спокойно ответила Нина, глядя на изображение. «Почему на минуту? – насторожился Феликс. – Куда она торопится?» – Вот тут у тебя затянуто. Это надо выбросить, – предложила Нина. – Где? – Начни прямо с реплики: «У тебя есть револьвер?» Феликс отмотал пленку, стал смотреть эпизод. «– У тебя есть револьвер? – спросила проститутка. – Есть, а что? – Застрелись. – Почему? – Чем так жить, лучше застрелиться. – Но я люблю свою жизнь. – Потому что ты не знаешь, как плохо ты живешь…» Шел текст сценария, но Феликсу казалось, что это про него. Он повернулся к Нине и сказал: – Если ты не уйдешь, то ты пожалеешь. – Не пожалею. Нина смотрела прямо и бесстрашно. Он ее обнял. И умер. И долго приходил в себя после отсутствия. Нина тоже молчала. – О чем ты думаешь? – спросил Феликс. Он ожидал каких-то главных слов. Но Нина сказала: – Ты меня убьешь. – Не убью. Говори. – Я придумала, чем надо закончить сцену. Они должны отдаться друг другу. У нас он уходит. А это неправда. – Но офицер другой человек, – возразил Феликс. – Так в этом все и дело. Феликс поднялся и отошел к монтажному столу. Нина тоже поднялась, они начали отматывать пленку. Включились в работу, не замечая того, что они голые. Работа была впереди любви. Вернее, так: работа входила в любовь. Это было состояние наполненности до краев, когда больше не умещается ничего. – Надо переснять сцену, – подсказала Нина. – Вызываем на завтра артистов, – распорядился Феликс, вправляя рубашку в джинсы. Он одевался и понимал: они спасли фильм. Во всяком случае, сильно улучшили. Какое счастье… Настало лето. Нина ушла в отпуск и уехала с отцом на дачу. У них была своя дача на морском побережье. Фильм входил в заключительную стадию. Шла перезапись. Феликс устал. Ему хотелось отдохнуть от Нины, от студии, от тяжелого груза раздвоенности. Ему хотелось вернуть душу в семью, уделить время сыну. Он рано приходил домой, ложился спать. Потом шел гулять с сыном и собакой. Все было замечательно. Но не хватало кислорода, как на большой высоте. Покой и красота, но дышать нечем. Однажды утром Феликс встал и начал собирать рюкзак. – Ты куда? – спросила Маша. – К Нине, – ответил Феликс. – На дачу. – Надолго? – Не знаю. – Тогда возьми деньги. Маша вынесла ему весь семейный бюджет. Она не хотела, чтобы Феликс ел прокурорские обеды. – А вы? – растерялся Феликс. – Я выкручусь, – пообещала Маша. Ей в голову не приходило, что у Феликса могут быть иные задачи, кроме творческих. Феликс ехал на электричке, потом шел пешком и оказался в поселке, где жила Нина. Номера дома и улицу он не знал. И как чеховский герой из «Дамы с собачкой» – выяснял: где тут дача главного прокурора. Ему показали высокий сплошной забор. Он стоял перед забором. Залаяла собака, но не шпиц, как у Чехова, а бультерьер, собака-людоед. Вышла Нина – загорелая, в шортах. Не удивилась, как будто ждала. Потом пошла к отцу и сказала, что Феликс будет жить у них в доме, в гостевой комнате. – Кого ты из меня делаешь? – спросил прокурор. – Я его люблю, – коротко объяснила Нина. Отец разрешил. Феликс поселился как жених. Было очевидно, что без серьезных намерений он не посмел бы поселиться в сердце семьи хозяина края. Феликс вставал рано, уходил на рыбалку. Приносил большой улов. |