Книга Я люблю Лондон, страница 41 – Линдси Келк

– Дженни! – Пришло время пускать в ход крупный калибр. – А где твоя одежда?

Она застыла на месте. Сахар продолжал сыпаться в чашку.

– Я искала себе что-нибудь, а твои чемоданы оказались пусты.

Можно сосчитать на пальцах одной руки, сколько раз Дженни теряла дар речи. У нее молчание золотом не было. Молчание предвещало такое шоу, в сравнении с которым «Американский психопат» показался бы «Сказкой о кролике Питере». Зря я задала такой вопрос, когда Дженни стоит гораздо ближе к ящику с ножами, чем я. Но вместо того чтобы наброситься на меня с теркой для сыра, Дженни с совершенно бесстрастным лицом повернулась, отпила кофе и молча ушла в гостиную.

– Понятненько.

Я оставила ее в покое и отважно направилась в оранжерею, где в папином закутке горел слабый свет. Внутри двигалась чья-то тень, и у меня забилось сердце. Если кто-нибудь пытается украсть его газонокосилку, я им устрою. Сейчас я не советую грабителям вставать у меня поперек дороги.

* * *

– Вечно ты подбираешься к потенциальному месту преступления без нормальной обуви, – вслух осудила я себя, шлепая босиком по лужайке. Если в папином сарае какой-то мужик крадет инструменты, надо было хотя бы Дженни предупредить. Или по крайней мере взять мобильный. Вряд ли я смогу задержать домушника – или сарайщика? – а мертвой идти к алтарю будет затруднительно. Да и мать будет в ярости, ведь она уже заплатила за платье!

Вежливо кашлянув, я приоткрыла дверь, ожидая удара по лбу пневматической машинкой для сдувания опавших листьев.

– Есть тут кто? – Я переступила порог, улыбаясь неизвестному грабителю. Но вместо подростка в балаклаве я увидела родного папу, сидевшего на полу и крутившего косячок.

– А-а, привет, деточка! – Папа замер и посмотрел на меня снизу вверх в полумраке сарая. – А я тут к свадьбе кое-что готовлю…

– Накуриваешься к моей свадьбе? – Мое мировоззрение содрогнулось до самого фундамента. Анашу курят подростки и, по слухам, Джеймс Франко. Родители анашу не курят! – Или на десерт предполагаются амстердамские кексы?

Папа опустил взгляд на жестянку, где уже не было мятных конфет, и откинулся на спинку стула.

– Ты только матери не говори!

– Ты подводишь меня, ты подводишь маму, а главное, ты подводишь себя, – сказала я, отодвинув секатор и присаживаясь. – Мама знает, что ты тайный наркоман?

– Какой я тебе наркоман? – Папа закрыл банку, запихал папиросную бумагу в выдвижной ящик и ободряюще улыбнулся. Меня скорее ободрило бы состояние моего кредитного счета. – Я же не накуриваюсь каждый день. Так, иногда немного поднимаю настроение. Врачи говорят, некоторым это даже полезно.

– Да, тяжелобольным, или это говорят сомнительные доктора из Калифорнии, а не слегка сварливая жена.

– Слегка сварливая? – саркастически переспросил папа. – Это ты давно домой не приезжала. Сегодня выдался трудный день, плюс мы с Алексом слушали музыку семидесятых, и у меня создалось нужное настроение. И вообще я не знал, что вы уже вернулись.

– Моя свадьба подтолкнула тебя к наркотикам. – Я подняла ноги на стул и обхватила колени. – Мне очень жаль.

– Не столько свадьба, сколько эта твоя подружка. – Кивком головы папа указал в сторону дома. – Вот уж не думал, что встречу женщину, которая станет воспитывать меня въедливее, чем твоя мать. Ты видела список дел, который она мне дала?

– Не видела, – призналась я. – Но ты можешь не волноваться, Дженни и себе оставила дел по горло. Она тебя не убьет, если ты не достанешь нужного коврового покрытия в шатер.

– Точно не убьет?

– Ну… все же убьет, наверное.

Мы посидели в дружеском молчании. Я представила, как Дженни в платье подружки невесты гоняется за отцом по саду с его собственной мотокосой «Блэк и Декер».

– Как хорошо, когда ты дома, детка! – Папа потрепал меня по колену – эквивалент сентиментального поцелуя в семействе Кларков. – Я по тебе соскучился.

– Я по тебе тоже, – сказала я, удивившись, насколько это правда. – И по маме.

– В самом деле? – не поверил папа.

– Да, я по вас соскучилась.

– У тебя все нормально? – Папа достал другую жестянку, на этот раз действительно с мятными леденцами, и протянул мне конфету. – С работой, с деньгами правда хорошо?

– С деньгами все отлично, – заверила я. – На апартаменты в «Плазе», конечно, не хватит, но я вовсе не банкрот. И с работой все хорошо. Впервые в жизни я искренне могу сказать, что люблю свою работу. Все идет как надо, я не пребываю в вечной кабале у банка.

– Ты мне это десять лет говорила. – Папа отправил в рот еще один леденец и убрал банку. – Теперь эти слова меня не убеждают.

– Но на этот раз это правда, – засмеялась я, вспоминая свою первую восхитительно черную [19] выписку о состоянии банковского счета. – Дела идут хорошо. Намного лучше, чем просто о’кей.

Папа пристально смотрел на меня серо-голубыми глазами, положив руки на колени.

– Ты мне все сказала? Больше ничего не хочешь добавить?

– Например? – Я не могла понять, волнуется ли он за меня или соблазняет более тяжелыми наркотиками. Я смотрела только первый сезон «Во все тяжкие» и еще не видела «Прослушку», поэтому пока не знала всех кодовых слов.

– Все, что угодно. – Папа неловко потер большими пальцами друг о друга. – Даже то, что не хочешь говорить маме. Или считаешь, что мы не захотим это слушать. Мне ты можешь сказать все.

– Конечно, раз у меня теперь такой веский повод для шантажа! – Я пнула ящик, где папа прятал косячки и заготовки. – Но мне не в чем признаваться. Я в восторге от того, что сейчас происходит в моей жизни.

– Ну, тогда и я счастлив. Алекс производит впечатление хорошего парня. – Папа немного выпрямился и бросил серьезный тон. – Мы с ним поговорили, у него есть голова на плечах, хотя он и музыкант.

– Хотя и музыкант, – повторила я. – Значит, мать не собирается в последнюю минуту встать и запретить мне выходить за него замуж?

– Я привяжу ее к стулу, – пообещал отец. – Алекс разумный, не какой-нибудь нищий уличный музыкантишка, и он явно без ума от тебя. На мой взгляд, слишком красив, но он смеется моим шуткам. Лучшего для моей девочки и желать нечего.

Хорошая новость. Я люблю папу, я люблю Алекса, значит, с этой стороны можно не ждать подвоха.

– А мне для здоровья полезнее побыстрее спихнуть с рук эту свадебную кутерьму. Не могу больше слушать разглагольствования твоей матери о том, приглашать ли на свадьбу соседку, которая присматривала за тобой в семилетнем возрасте.

Брови у меня сошлись на переносице. Не хочу приглашать ту соседку. Она была врединой и не давала мне смотреть «Синего Питера».