Онлайн книга «Свои продают дороже»
|
Гранатометчик не реагировал, и Змей подкрепил просьбу движением ствола. — Вставь, пожалуйста. Где она у тебя? — Да граната учебная, отец, — без особого волнения сообщил верзила, показывая из кулака высверленное дно «феньки». — Запал только настоящий. Ща вставлю чеку, у меня просто пальцы свело. Ты, главное, не нервничай с большой. — Я и не нервничаю, — ответил Змей, переводя ствол на истребителей виски, которые наконец-то сообразили полезть по карманам. — Замрите, внучки. Есаулов, скажите им. За спиной забился в конвульсиях Синий. — Замрите, замрите, — подтвердил верзила с гранатой. Сосредоточенно щурясь, он тыкал чекой в отверстие запала с таким видом, как будто вставлял нитку в иголку. Есаулов (если он действительно Есаулов) онемело смотрел на своего поверженного соперника-сообщника. Змей слышал позади себя дробный стук и, не оборачиваясь, знал, что Синий пляшет, как марионетка, и кровавая пена лезет у него изо рта. — Синего замочили! — охнул один из истребителей виски и, мало что соображая, снова дернул рукой к карману. Пускать в ход незарегистрированный пистолет не хотелось. Давая бандиту время опомниться. Змей выждал долгие две секунды, и тут директрису перекрыла спина верзилы. Он подскочил и вмазал своему рукой с зажатой гранатой. — Базара нет, отец. Мы уходим. — Скатертью дорожка, — пожелал Змей. — Тело захватите, а ключики от двери оставьте. И от наручников. — Глохни, гнида, — ерепенился получивший гранатой бандит. Верзила в спину вытолкнул его из кабинета и вернулся за Синим. — Оно конечно, гнидам глохнуть, а героям петь. — Змей подмигнул верзиле, чувствуя к нему что-то вроде симпатии. Есаулов уходил последним. В удивившем Змея порыве он схватил его руку и горячо пожал: — Никаких претензий, Владимир Иванович! Я исчезаю. Змей остался наедине с прикованными к батарее чопами. — Вот что, гопота, — начал он, раздумывая, что с ними делать: освободить немедленно и вытянуть информацию по принципу «гора с плеч — языки до плеч» или для начала припугнуть. Пол вдруг ушел из-под ног и ударил Змея в подбородок. Под сердцем знакомо разлилась расплавленная сталь. Он почувствовал, как его переворачивают, в ноздри ударило влажным смрадом джунглей, и Альварес, лицо реальное, кубинский лейтенант и добросовестный экспортер революции, склонился над своим командиром. — Я Шишкин, — сказал он. — Владимир Иваныч, что вы принимаете? Лекарства где? «Какие лекарства?! — изумился Змей. — Ты же давно мертвый, и я, стало быть, тоже, раз мы с тобой разговариваем. Мне теперь не нужны лекарства». Яркий свет вспыхнул перед ними, он был так ослепителен, что казался осязаемым. Альварес нырнул в свет и растворился, а Змей еще стоял в темноте, как топором обрубленной у самых его ног, и это показалось ему обидным. Он шагнул вперед, торопясь и предвкушая покой. * * * Семга, балык, икра белужья — не просто «черная», а бе-лу-жья, понимаете? — маслинки, огурцы и помидоры, персики… Змеева пятисотка растаяла. Забежав в общагу, Татьяна подчистую выгребла получку, которую дали ей раньше времени по указанию Барсукова, и уже в Москве, в супермаркете на Октябрьском Поле, купила любимые Змеевы сладости: вишню в коньяке и трюфельный бельгийский тортик. Девчонки отдали ей взяточное шампанское, и ужин при свечах должен был получиться просто грандиозным. Душа пела — раз шубу подарил, то, может, все-таки женится. По крайней мере, обсуждение нового брачного контракта сегодня вполне может состояться. Нагруженная Татьяна несла пакеты на полувытянутых руках, стараясь не касаться шубы. Со двора она увидела свет в его кабинете. Вошла в прихожую, положила покупки и прислушалась. — Володя! Дверь в спальню была закрыта, и Татьяна, обругав себя, на цыпочках прошмыгнула на кухню. Пусть выспится. Открыла холодильник — шампанское, фрукты, торт. Выходит, они со Змеем думали одинаково. Любит! В кабинете мигал глазок автоответчика. Татьяна убавила звук и нажала на кнопку. Голос Барсукова: «Владимир Иванович, мне все передали, машину я выслал». Зачем? Она кинулась в спальню. Змеева половинка гардероба была открыта, на разобранной кровати валялся вышедший из моды костюм с пуговицами в два ряда. Змей его несколько лет не надевал, Татьяна думала, что отдал нищим. Позвонили в дверь, и она побежала открывать. — Танечка! — вошла соседка-пенсионерка. Паузу она держала, как во МХАТе: осмотрела новую шубу на вешалке, Татьянин макияж, костюм, ботиночки, и — осуждающим голосом: — А Владимира Ивановича увезли в больницу. — Когда? В какую? — С полчаса назад. В пятьдесят вторую, наверно. Это не «Скорая» была, а его знакомые, ничего здесь не знали. Я говорю: пятьдесят вторая ближе, но вы погодите, я уже из госпиталя вызвала. В больнице что? Положат в коридоре. А в госпитале ему палата генеральская… Схватив шубу и бесцеремонно вытолкав собиравшуюся поболтать соседку, Татьяна помчалась вниз по лестнице. Во двор въезжал скоропомощной «Мерседес». Опоздала госпитальная перевозка. Татьяна подбежала, распахнула дверцу, вскарабкалась на неудобную подножку. — Гони в пятьдесят вторую! Водитель-контрактник заныл, что не знает никакой пятьдесят второй, что ему приказано… — Гони! — по-змейски рявкнула Татьяна. — Я покажу дорогу. В приемном покое ее остудили: к нам не поступал, вокруг еще пять больниц, в том числе военный госпиталь… Деньги остались в сумочке, и Татьяна Христа ради упросила пустить ее к телефону. Пустили и дали номера соседних больниц. Змей оказался в шестьдесят седьмой, в реанимации. Она заставила водителя включить сирену. В однообразном унылом вое слышалось: «Опоздаешь», «Опоздаешь», «Опоздаешь». Опоздала. Усталый и, Татьяне показалось, выпивший реаниматор в балахоне горчичного цвета сунул ей бумажник и ключи, завязанные в разорванную окровавленную тельняшку. — Вы дочь? — Жена. — "Сосуды ломкие, пытались в подключичку. Разрезали, хотели прямой массаж, понимаете? — Я медик. — Ну, тогда сами все понимаете… Что у него за порез на ладони? — Не знаю, — ответила Татьяна, — не было никаких порезов. Реаниматор махнул рукой — теперь уже неважно. — А можно мне к нему? — с остатками надежды спросила Татьяна. |