Книга Свои продают дороже, страница 6 – Ольга Некрасова

— Это у вас так принято, а я слова «садись» не боюсь, — холодно ответил молодой человек. Впрочем, сейчас он уже тянул на «мужчину» и даже на «господина»: подстрижен под модный «бобрик», лицо приятно округлилось, галстучек-костюмчик, атташе-кейс… Что делают с человеком лишние пять сотен долларов в месяц!

— Выглядишь на сто миллионов, Андрюшка! — не замечая угрюмого тона прокурорского, продолжал Виктор Саулович. — Дернешь рюмашку?

— Мне еще на службу ехать, — буркнул младший советник юстиции.

— Так я тебе «антиполицайчику» дам заесть…

Виктор Саулович отвернулся к бару, набулькал хрустальный стопарик водки. Один, конечно. В том и смак, понятная обоим издевка: как сантехнику. В зеркало было видно, что прокурорский скорчил кислую гримасу.

— Не до того, — отрезал он и раскрыл кейс. На свет появилась видеокассета.

У Тарковского сладко заныло сердце. «Достанешь мне Умника — озолочу твою стерву», — мысленно пообещал он.

— Отвернитесь, — вдруг потребовал прокурорский.

— Закрой глаза и скажи: «Ам!», — развеселился Виктор Саулович.

Прокурорский был серьезен.

— Это важно. Для чистоты эксперимента.

Виктор Саулович честно захлопнул бар, чтобы не подглядывать в зеркало. Но в полированную крышку все равно было видно, как прокурорский подошел к видеодвойке, сунул кассету в пластмассовый ротик. Тарковский закрыл глаза. Для чистоты эксперимента.

И услышал знакомый переливающийся бас:

— Да, я сочиняю сказки для взрослых. А что вы хотите, если вся печатная продукция — сказка, кроме таблиц логарифмов? По-вашему, история — не сказка? Тогда почему я изучал в школе одну историю, поколение моих детей — другую, а внуков — третью?

Умник! Эк его занесло! Интересно, кому он мозги пудрит?

— Написать абсолютную и полную правду вообще невозможно. Представьте, вы решили начать роман с нашего нынешнего разговора. Для полной, исчерпывающей картины вам пришлось бы описать этот кабинет: сообщить названия двух с половиной тысяч книг, размеры полок…

Тарковский открыл глаза и посмотрел сначала на отражение в дверце бара. Не поверил себе, обернулся. Картинка на экране, как назло, сменилась. Довольно долго камера скользила по корешкам каких-то книг. С изумлением, близким к ужасу, Виктор Саулович заметил в углу экрана примелькавшийся логотип первого телеканала.

Умник, законспирированный супершантажист, пудрил мозги всей России.

— ..Потом придет черед биографий, вашей и моей, — вы же хотите полную правду, значит, должны описать всю нашу жизнь, а это, как вы сами понимаете, невозможно…

Нет, засомневался Тарковский, просто голоса похожи. Умник любил поерничать, Умник тараторил и в то же время ухитрялся тянуть гласные: «со-ажительница» — словом, нахальный провинциал, штурмующий столицу подручными средствами. А здесь говорил посолидневший Умник — неспешно, веско. И странный его выговор пропал. Чтобы так измениться, нужны годы, а не месяцы.

В поле зрения показались руки, вертевшие сталинскую трубочку с прямым черенком, потом камера скользнула выше — крест на ленте. Понаделали этих новых орденов… Ага, и старые у него имеются… Военный! Полковник!

Проглотив готовое сорваться с языка «Нет! Ошибка!», Виктор Саулович зажмурился.

Голос был тот самый.

— В чем обвиняют меня критики? «Масскульт, рыночная литература!». Но, позвольте, разве Достоевский не был рыночным писателем? А Некрасов? Вот уж кто всем рыночникам рыночник: освоил самую массовую, непаханную по тем временам читательскую среду — крестьянскую. Правда состоит в том, что хорошая книга хорошо продается…

Тарковский снова раскрыл глаза. И встретился взглядом с глядевшим в камеру полковником. Старик, хотя и крепкий.

— Сомневаюсь, — сказал Виктор Саулович. — Как ты на него вышел, Андрюшка?!

Прокурорский выглядел смущенным.

— Да не вышел — наткнулся. Заскочил домой пообедать и слышу с кухни его голос. Я чуть с ума не сошел.

Оказалось, у жены телевизор был включен… Вообще странное впечатление: с первых слов — точно Умник, потом чем дольше слушаешь, тем сильней сомневаешься.

А уж когда увидишь — не может он быть Умником, и все тут. Это ж Кадышев, его вся страна знает.

— Я не знаю, — сухо заметил Тарковский. — Герой какой-нибудь?

— Писатель.

Виктор Саулович развел руками. Книжек он давно не читал — хватало финансовой отчетности.

— Он каких войск полковник?

— Был боевой пловец, если не врет, а сейчас — бумажных войск. Редактор в «Воениздате».

— Юридической литературы?

— Нет, художественной. А сам он пишет боевики, юридически достаточно подкован, чтобы не путать следователя с оперативником.

Виктор Саулович задумался, подыскивая обтекаемую формулировку для следующего вопроса. Андрюшка до сих пор не знал, чем шантажировал Умник Тарковского, и знать ему это было незачем. Между тем интересовавший Тарковского вопрос, если задать его в лоб, звучал бы так: «А представляет ли он, к примеру, механизмы вывоза валюты?»

— Редактор редактору рознь, — пошел окольным путем Виктор Саулович. — Скажем, у главного редактора есть право подписи…

— Имеет ли он дело с финансами? — понятливо уточнил прокурорский. — Он очень успешный писатель, таких единицы. Я думаю, до кризиса, пока рубль был дорогой, успел сколотить где-то за миллион долларов.

Виктор Саулович кивнул. Миллион — не те деньги, которые хранят в наволочке. Да и положить его в банк и жить на проценты — популярная мечта тех, у кого миллиона нет. А у кого есть, знают, что капиталом надо управлять, иначе останешься с кучей красивых и бесполезных пластиковых карточек, как Леня Голубков с «Мавродиками». Словом, у миллионера достаточно квалификации, чтобы разобраться в сути финансовой аферы другого миллионера.

— Садись, давай думать, — приказал Тарковский, распахивая дверцу бара.

Налитый для Андрюшки стопарик остался на подносе. Тарковский взял два чистых и набулькал «Камю». Не бог весть что, но Виктор Саулович любил этот коньяк с восьмидесятого года, когда завезли его к Олимпиаде в неимоверных количествах и продавали рублей, помнится, по сорок. Он тогда сколотил свои первые сто тысяч — опять же рублей, о долларах и речи не шло — и попивал этот пахнущий заграницей «Камю», чувствуя себя богаче, чем сейчас, когда закруглил третий десяток миллионов настоящих американских денег.

— Мне ведь правда на службу, — стал отнекиваться младший советник юстиции.

— Сиди! — повысил голос Тарковский и просительным тоном добавил:

— Ты не представляешь, как он мне нужен, Андрюша. Не мести ради — с местью я уже перебесился… — Бормотание телевизора мешало. Махнув через плечо пультом-лентяйкой, Виктор Саулович выключил звук. — Но сам посуди: пока Умник звонил, а я платил, была относительная гарантия, что он не пустит компроматы в ход. А после того звонка из Думы он пропал. Испугался… Теперь я для него отработанный пар: требовать у меня деньги опасно, а значит, ничто не мешает ему заслюнить документы в конвертик и отправить вам в прокуратуру. Я устал жить с такой бомбой под задницей.