Книга Решальщики. Книга 4. Развал. Схождение, страница 23 – Андрей Константинов

— Намек понял, — усмехнулся Виктор Альбертович. — Тогда меня по дороге возле «Альфонса» выгрузите… — Брюнет сунул руку во внутренний карман и чертыхнулся. — Тьфу ты! Леонид Николаич, будь любезен — одолжи свой телефончик. Мне надо домой, благоверной позвонить.

— Дожили, — не отрывая взгляда от дороги, откомментировал Петрухин. — Если уж у господина директора деньги на мобиле кончились, подчиненным ничего хорошего ждать не приходится.

— Я свою трубку Федору оставил. Прикиньте — эта стерва отобрала у него мобильник, а домашним радиотелефоном разрешает пользоваться только в строго определенные часы. То-то я до него никак дозвониться не мог.

— А чем мотивировала?

— Типа, чтобы Федька не перетруждался рабочими разговорами. И всё такое… А то, что без его контроля там последнее растащат (если уже не растащили!), это ей в голову не пришло. На какие шиши станет фитнес и белых магов оплачивать? Идиотка!

— Все-таки правильно в народе говорят: «Бабьи умы разоряют домы», — согласно кивнул Дмитрий.

— Кстати, за «растащить». — Виктор Альбертович безжалостно вырвал листок из ежедневника и переадресовал Купцову. — В ближайшие дни соберите мне все что можно вот по этому деятелю.

— «Лощилин Петр Алексеевич». А кто это?

— Партнер Глинского по бизнесу.

— А он здесь каким боком?

— Потом, позднее, расскажу. А пока — просто соберите информацию…

Санкт-Петербург, 5 ноября, пт.

— Не спеши, родная. Иначе я так долго не выдержу, — хрипло попросил Петрухин и попытался высвободиться из лона подруги.

В ответ Наташа еще сильнее стиснула горячие влажные бедра.

— Ну и не выдерживай. Я… хочу… Очень-очень этого хочу.

Ее схожие с конвульсиями движения делались все резче, и Дмитрий почувствовал, что до разрядки остались какие-то секунды. Они оба уже почти добрались до порога Оргазма, как вдруг вместо такового из темноты материализовался Облом.

Заявив о себе особо мерзкими в эти секунды трелями мобильника.

— Не-ет… Не отвечай… Потом… О-о-о-о… — застонала Натаха, пытаясь удержать любимого в себе.

Но обломавшийся сам и обломавший других «любимый» все-таки «выскользнул из», а потом и вовсе «соскользнул» с обжигающего женского тела на пол. Где мазнул взглядом подсвеченные на дисплейчике цифры «01–15» и буквы «МАЛИНИН», грязно выругался и…

…и ответил на звонок:

— Осмелюсь спросить: а ничего, что сейчас второй час ночи?

— Да мне насрать, какой там час! — ворвалось в ответ рычание.

ТАКОГО Малининского тембра ему еще ни разу не доводилось слышать.

ТАКОЙ голос мог означать только одно: случилось нечто из ряда вон выходящее. Посему — сон, равно как и эрекцию, у Петрухина будто рукой сняло.

(Хм… как-то двусмысленно звучит, про руку и эрекцию? Нет?)

— Что-то случилось, Семен?

— Случилось, бля!.. Слышьте, вы, уроды моральные! Где вы ЭТО взяли?!!

— Чего взяли?

— Пузырек этот, будь он неладен?!

— А что такое?

— Такое! Предупреждать же, бля, надо!.. Вот уроды, прости господи!.. А если бы я вот прямо тут и сейчас, не отходя, так сказать, от микроскопа, кони двинул?!!

— Семен! Кончай уже крыльями хлопать и «бляхами» сыпать! Ты можешь толком объяснить — что там в пузырьке?

— Тебе как — на пальцах разжевать или формулу озвучить?

— Прямо сейчас на пальцах. А формулу потом Купцову покажешь. У него как раз знакомая училка по химии имеется.

— Да если училка узнает про эту формулу, за ней на следующую ночь НКВД приедет! В черном воронке!

— Да ты скажешь, наконец, в чем дело?! — рявкнул окончательно потерявший терпение Петрухин.

— Древнее дело об убийстве банкира Кивелиди помнишь?

— Ну, что-то такое припоминаю. Кажется, ему трубку телефонную какой-то дрянью смазали. И он, когда разговоры вел, типа, постепенно травился. Так?

— В общих чертах — так. Короче, в вашем пузырьке находится самопальное отравляющее вещество, по структуре своей близкое к яду, которым смазывали трубку Кивелиди.

— Ох, ё-ё-ё… — потрясенно выдохнул Дмитрий.

И тут же, следом, его осенило:

— Мать моя женщина! Трубка! Она сама приносила ему телефон!

— Что? Не слышу?

— Да это я так, мысли вслух.

— Ты лучше озвучь мне вслух: где вы с Купцовым раздобыли эту хрень? Которая входит в состав классического арсенала ГРУ!

— Я расскажу, Семен. Обязательно расскажу. Только не сейчас. Мне сейчас… Короче, мне надо подумать. И вообще — тут не телефонный, сам понимаешь, разговор… Только ты пока об этом никому, ладно? Очень тебя прошу!

— Ты что, за идиота меня держишь? Я что, сам себе враг?.. Ладно, всё. Завтра, вернее — уже сегодня, после дежурства я тебя сразу наберу. И не вздумай отключить трубку — из-под земли достану!..

* * *

— Что-то случилось, Митя? — озабоченно спросила «полуразобранная» Наталья, после того как Петрухин, завершив разговор, продолжил неподвижное сидение на полу.

В неглиже, но с мобильником сейчас он более всего напоминал некоего ушедшего в астрал и транс индуистского аскета.

Вот только лотоса для довершения образа не хватало.

— Нет-нет, все нормально.

— В таком разе, может быть, ты все-таки вернешься к исполнению супружеских обязанностей? Между прочим, мы закончили на самом интересном месте. Вернее, как раз таки — не закончили.

— Да-да, сейчас, — растерянно подтвердил Петрухин, поднимаясь. — Я только выкурю одну сигарету и сделаю один звоночек. Ладно?

— Ну, если тебе ЭТО интересней, то — пожалуйста, — как бы оскорбилась Наташа.

— Прости, родная! Я очень быстро.

С этими словами Дмитрий, в чем есть (то бишь — без ничего), прошел на кухню. Где и в самом деле — сперва закурил, а затем решительно набрал номер Брюнета:

— …Витя, это я… Да погоди ты! Я в курсе «сколько времени?»… Немедленно, вот прямо сейчас звони Пономаренке. Уговаривай его как хочешь. Сули что можешь. Но! Он максимально оперативно должен выбить ордер на обыск в квартире Глинских… Да… Для скорости пусть проведет это по окраске «терроризм»… Что?.. Да будет ему терроризм! Гарантирую!.. Витя, извини, конечно, за нарушение субординации, но — ты что, совсем дурак? Ты хочешь, чтобы старик Глинский протянул еще хотя бы пару месяцев?.. Вот тогда звони и не раздумывай! Всё!..

Петрухин сбросил звонок, подошел к окну и продолжил нервно курить в открытую форточку.

Хорошо еще, что света на кухне зажигать не стал.