
Онлайн книга «Решальщики. Книга 4. Развал. Схождение»
— Не-не, ничего, это я о своем. Братцы, раз уж вы все едино удаляетесь на исповедь, я, пожалуй, покину вас на пару-тройку часиков. Тоже — по личному. — «По личному». Мог бы и соврать что-нибудь. Правдоподобно-служебное. — Историческими фальсификациями не занимаюсь! — Пошли, Николаич, — вздохнул босс. — С этим кадром препираться — всё одно что против ветра воздух портить. То еще бо́тало… * * * Понимая, что при любых общественно-транспортных вариантах безнадежно опоздает, из центра до «Пулково-2» Наталья добралась на такси. Отсчитав водиле двухдневную зарплату старшей медицинской сестры, она прошла в зал прибытия, где традиционно было не протолкнуться, и не без труда сыскала там Петрухина. — Уф-ф! Еле успела. Везде такие пробки. — Ты же после дежурства, чудище? — с легкой укоризной посетовал Дмитрий. Хотя нежданному появлению любимой женщины оказался, безусловно, рад. — Лучше бы ехала домой, отсыпалась. — Я Костика почти год не видела. И вообще — может, я за сутки дежурства успела соскучиться? — По Костику? — По тебе, балда! — Наталья шутливо шлепнула по лбу своего мужчину. — О, франкфуртский-то, оказывается, уже сел? — Ага, минут пятнадцать как. Похоже, с получением багажа какая-то мутка. Ладно, все равно пойдем, поближе протиснемся. Супруги Лущенко вышли из зоны прилета минут через десять. В стильной кожаной куртке, с коротко остриженными волосами и в модных темных очках более всего Костя походил сейчас на крутого парня из голливудских боевиков. Внешняя перемена с Костылем «образца весны сего года» оказалась настолько разительна, что, не поддерживай того сейчас под руку Люба, Петрухин запросто мог «ошибиться в объекте». — Люба! Костыль! Мы здесь!.. Ух ты! Поворотись-ка, сынку! Раздобрел, раздобрел на германских харчах! Сосиски, капустка, пивко. Понимаю. Даже где-то завидую. Стиснутый в объятиях друга Лущенко молча и смущенно улыбался. А вот его дражайшая, напротив, беспрестанно щебетала и буквально светилась от радостной гордости. Она же — горделивая радость. — Как долетели, Любаша? — Ой, сами не заметили как! Только сели, только покушали, только кино посмотрели — и всё. Пристегнитесь, говорят, садимся. — Вот и добре! А что за кино? — Про Джеймса Бонда, — ответил Костя. — Последняя серия. Если честно — лажа редкостная. — И ты… СМОТРЕЛ? — чутка дрогнувшим голосом уточнил Дмитрий. — А как же! — правильно интерпретировала его «дрожь» Люба. Она осторожно сняла с мужа очки, и Петрухин увидел, что левый глаз Кости по-прежнему стеклянный. Но вот правый — хвала богам! — вполне себе «живой», мигающий. — Это, конечно, еще не единичка, — откомментировала мадам Лущенко. — Но уже и не «минус один»! — Ай, молодца! — выдохнул Петрухин и снова стиснул приятеля. — Дима, осторожнее! На ближайшее время профессор Штолль рекомендовал Косте минимум физических нагрузок. — Понял, пардон. Так, Костыль, давай-ка сюда свою сумку. — Да она не тяжелая. — От-ставить разговорчики! Ну чего, пошли? Маршрутное таксо к вашим услугам. — Подождите! Костя, надень очки обратно. Профессор Штолль сказал, что тебе на улице пока лучше в очках. Оживленно болтая, мини-процессия направилась к выходу… — Ой, Дима! Пока не забыла! — Люба на ходу порылась в сумочке и протянула Петрухину невеликих размеров — не то образок, не то ладанку. — Вот, передашь своему начальнику. Скажешь: от всего сердца. — Что это? — Освященная иконка! Представляете, во Франкфурте есть православный приход. — Надо же! — фальшиво восхитилась Наталья. — Так я туда чуть не каждый день захаживала. Свечки ставила за Костю и во здравие начальника Диминого. Господи! Есть же еще на свете такие люди! Даром, что олигархи. — Это ты про Брю… про Виктора Альбертовича? — Про него! Кабы не его помощь, разве мы сами бы сподобились? Одна операция в пятнадцать тысяч евро встала. Плюс реабилитация. Плюс проживание. Считай, почти все тридцать отдали. Смутная догадка мелькнула в мозгу Натальи. За подтверждением таковой она вопросительно посмотрела на своего мужчину, и тот, отчего-то нахмурившись, поспешно «подтвердил». Но в противоположную сторону: — Хорошо, Любаша. Обязательно передам Брю… Виктору Альбертовичу. — Кстати, нам через месяц нужно будет снова слетать — провериться. На пару дней, не больше, — продолжала щебетать Люба. — Так что ты уж, Дима, намекни там начальству при случае. Мол, сказавши «а», надо бы и про «бэ» не забыть. — Зачем намекать? Прямым текстом скажу. Так, братва, а вот и наш старина-«фердинанд». Загружаемся. Или, может, перекурим перед стартом? А, Костыль? Первая сигаретка на родной сторонке? — Никаких сигареток! — сердито вклинилась промеж приятелей Люба. — Профессор Штолль строго-настрого запретил. Костя, а ну давай забирайся в салон, живо. А ты, Дима, если хочешь, травись. Мы внутри обождем… Петрухин и в самом деле закурил. И в какой-то момент снова поймал на себе пристальный, изучающий взгляд Наташи. — Митя! — Аюшки? — Ты хочешь сказать, что Брюнет вот так, за здорово живешь, оплатил лечение совершенно незнакомому оперу? — Ты хочешь, чтобы я соврал, или?.. — Или! — Ну, если «или», боюсь, наш семейный бюджет через месяц даст очередную ощутимую трещину, — покаялся/ответил Дмитрий. В том числе, то был ответ на былой упрек Брюнета в части отсутствия у его ключевого сотрудника личного автотранспорта и такового же отсутствия в квартире заядлого меломана достойного «аудионосителя». Так как последние «магистральные» полгода львиную долю своей зарплаты Петрухин кидал на специально открытый банковский счет. Деньги с которого снимала Люба Лущенко, оплачивая бесконечные медицинские процедуры и прочие нужды Костыля… — Петрухин! — Я! — Я говорила, что люблю тебя? — Нет. По крайней мере сегодня — точно. Не говорила. — Тогда говорю! С этими словами Наталья обвила руками шею своего мужчины и прильнула к нему, страстно целуя. И поцелуй сей длился столь долго, что отщелкнутая на асфальт Петрухинская сигарета успела дотлеть до фильтра, погасив свой красный огонек-маячок… * * * Усталая, осунувшаяся Джули возвратилась домой. Она отперла дверь своим ключом и, пройдя в комнату, не раздеваясь, без сил рухнула на тахту. |