
Онлайн книга «Решальщики. Книга 1. Перезагрузка»
«Все как у людей, — подумал Петрухин, входя в шикарную стеклянную дверь. — Интересно, думал ли Брюнет еще лет пять назад, что сумеет так подняться?» Из застекленной будочки на Петрухина внимательно смотрел не очень молодой охранник. — К Брю… к генеральному директору, — сказал Петрухин. — Простите, ваша фамилия? — спросил охранник, и Дмитрий подумал, что охранник из отставных офицеров. Время покажет, что он не ошибся. — Петрухин. — Вас ждут, Дмитрий Борисыч. По коридору прямо и налево. Там приемная генерального. Внутри, как и снаружи, все было «на уровне»: от сверкающего паркета до длинноногих девах, снующих по коридору. Евростандарт. Приемная в дереве и коже. Секретарша и знакомый уже телохранитель на диване… — …Виктор Альбертович, — осторожно заглянула в кабинет секретарша Аллочка, — к вам пришел тот человек. Который звонил с утра и представился очень странно: Борисыч… впускать? — Да-да, пусть войдет, — ответил генеральный директор, крутанулся в кресле и поднялся. Во время серьезного разговора он любил ходить по кабинету или, по крайней мере, быть на ногах. Отчасти то был рецидив тех времен, когда Брюнет занимался делами, подробно прописанными в особенной части УК РФ. Всё верно — стоя́щий человек более собран и быстрее сумеет «сделать ноги»… — Моё почтение! — О! Привет еще раз, Борисыч… Спасибо, что хм… оперативно подскочил. Да и — искренне рад, что ты передумал. — Не торопи коней, Брюнет. Я еще окончательно не решил. Может, и возьмусь. Но для начала мне нужно ознакомиться с обстоятельствами. — Петрухин осмотрелся, прищурился лукаво. — К слову, место для офиса ты толково выбрал — Арсенальная, 7, совсем рядом. При надобности недалеко переезжать. — Типун тебе на язык!.. Кофейку? Или, может, коньячку? — Минералки. Холодной. Голубков продублировал слова Петрухина в переговорное устройство и с пониманием поинтересовался: — Что, трубы горят? Ничего, Борисыч, трубы — наш профиль, поможем. — Что значит: трубы — ваш профиль? — ОАО «Магистраль — Северо-Запад» входит в тройку крупнейших поставщиков труб по Северо-Западу. — М-да, трубы — это довольно-таки далеко от фарцовки шмотками и кустарного производства водки-палёнки, а, Витя? Кстати, твоя компания уже обзавелась фирменным слоганом? Если нет, могу продать креатив, за недорого: «Наше дело — труба!» Как тебе? Брюнет посмотрел на безработного оперативника с легкой укоризной: — Знаешь, когда на меня Игорек Строгов с этой темой выкатился, я поначалу тоже весь расклад не сразу просек. А потом бумаги посмотрел, калькулятором пощелкал и ахнул: ни фига подобного — Клондайк! — Генеральный директор заметно оживился, явно оседлав любимого конька. — Ты вот, Борисыч, наверное, думаешь: трубы! — Я думаю? — Что такое? Какие трубы? А ведь без них ничего не делается. Они везде! Под землей, на земле, в космосе. Миллионы километров труб! Понимаешь? — Понимаю, — усмехнулся Дмитрий. — Понимаю, что в душе ты, оказывается, поэт. — Брось! Какой там из меня поэт? В лучшем случае — прозаик. Опять же, мой многолетний опыт показывает, что на самом-то деле нет никакой разницы, чем торговать. В основе все равно лежат бабки. — Мудро. Глыбко. Афористично… Кстати, ху ис Строгов? — Земляк мой, — как-то сразу поскучнел и сдулся Брюнет. — И компаньон. Собственно, он всю эту кашу и заварил. А я теперь расхлебываю! К слову, если сегодня это жЫвотное все-таки выпустят на подписку, клянусь, Борисыч, я его собственными руками на такие… Виктор Альбертович оборвал сию эмоциональную фразу на полуслове, так как в кабинет вкатилась секретарша Аллочка с минералкой, стаканами, ногами и улыбкой. Оставив первые две позиции на столе, она вопросительно посмотрела на шефа и, не получив от него новых руководящих инструкций, молча удалилась. Провожаемая заинтересованным взглядом Петрухина. — Какие, однако, у тебя тут кадры работают! — А я тебе что говорю? Вливайся! Может, и сам кого закадришь. У меня тут девки работают сплошь чуткие. Синих чулков не держу принципиально. Исключительно — ажуры с подвязками. — Верю, — Петрухин ловко вскрыл бутылку, с наслаждением глотнул воды и бесцеремонно плюхнулся на диван. — Ладно, покончим с лирикой и перейдем к делу. И — очень прошу тебя! — меньше эмоций, больше фактов. — Как скажешь. Вот только… Для начала, видимо, следует обсудить условия нашего… э-э… сотрудничества. — Стоп, Витя! Ни о каком сотрудничестве нет и речи… пока, во всяком случае. У тебя, как я понял, сложилась нехорошая ситуевина с криминальной подкладкой. И тебе нужно, чтобы кто-то, кто рубит в деле, разобрался, что произошло… так? — Так. У меня, Борисыч, из-за этой ситуевины такие заморочки… — Погоди! О заморочках ты мне еще расскажешь. Сейчас я хочу, чтобы ты понял: за дело я возьмусь только в том случае, если оно действительно представляет интерес. Это — во-первых. А во-вторых, мне на хер не нужны никакие руководящие указания. Я должен обладать полной свободой. И если я вдруг открою, что эту мокруху организовал ты, например, то именно так я шепну в убойный отдел. Понял? — Понял, — кивнул Брюнет. — Ни фига ты, Борисыч, не меняешься. — Нет, Витя, я сильно изменился… Короче, если тебя устраивают МОИ УСЛОВИЯ, то давай-ка перейдем к делу. Рассказывай, что у тебя приключилось. Виктор Альбертович показушно вздохнул, уселся в свое начальственное кресло и принялся рассказывать: — Ты, Борисыч, мою биографию знаешь. До известных пределов, разумеется. Но все-таки многое знаешь… Мне перед тобой ломаться понту нет… Я фарцевал, я кидал, я паленку гнал… Короче — бабки делал. Но я на ножи никогда никого не ставил. Ты знаешь. Меня махновцы грабили — это было. Меня беспредельщики из ОМОНа грабили — тоже было. А я честно жил… ну ты ухмылку-то спрячь, знаю, что сейчас думаешь… — Не обращай внимания, дружище! Это у меня нервное. — Короче, сколотил я кое-какой капиталец и начал прикидывать, куда бы его понадежнее вложить. На ларьках-то нынче особо не подымешься, а на зарубежных счетах держать оно, конечно, надежно. Вот только — скуШно. Потому как ни ума, ни куражу… Ну прикупил я по случаю универсамчик. Еще кое-что, так, по мелочи. Но все равно — чую, не то! Не то пальто!.. Как вдруг в какой-то момент услышал самый натуральный трубный глас! — О как?! — не удержавшись, хмыкнул Петрухин. — Нет, ну не в религиозном смысле или каком мистическом, а в сугубо материальном… Да ты меня не торопи, сейчас объясню. Ты же сам сказал: давай с самого начала. Вот я и начинаю с са-а-мо-го начала. Я, как тебе может быть известно, не питерский. — Из Череповца, кажется? |