Книга Кровавая жертва Молоху, страница 78 – Оса Ларссон

– Да. И тогда ей некуда было торопиться. Но потом у ее матери нашли рак печени. И тут ей пришлось спешить. Франса она застрелила в лесу. Украла ружье у охотника, а потом поставила на место. Это мне рассказал Эрьян. А он?..

Анна-Мария покачала головой.

– С ним все в порядке, Ребекка. Он все рассказывает. С ним беседует Свен-Эрик. Что ты думаешь? – продолжала Анна-Мария. – Пособничество в убийстве? Укрывание преступника?

– Во всяком случае, соучастие в покушении – в отношении Маркуса. И нанесение тяжких телесных повреждений. Ему не уйти от ответственности.

– Не понимаю я эту Майю, – проговорила Анна-Мария. – Она казалась такой… даже не знаю, таким хорошим человеком. А как она тогда осадила фон Поста!

Ребекка ничего не ответила, вспоминая свои беседы с Майей.

«Для нее я даже не была человеком, – думала она. – Все мы были для нее лишь препятствием или инструментом. Нас нужно было либо убрать, либо использовать».

– Я могу предполагать, что она пришла в полный восторг, когда узнала, что у Суль-Бритт был роман с Йокке Хэггрутом, – рассуждала Анна-Мария. – Взять телефон кузины и послать эсэмэску на свой собственный, что она намеревается с ним порвать, – это было проще простого. А затем стереть его в телефоне Суль-Бритт. Она знала, что мы откопаем все сообщения, в том числе и удаленные.

Обе замолчали и некоторое время думали о Майе. Представляли себе, как она колет Суль-Бритт вилами снова и снова, чтобы все выглядело как убийство в припадке ярости. Как потом пишет «ШЛЮХА» на стене. Как ищет пропавшего Маркуса, открывая шкафы. Подкидывает вилы под сарай Йокке Хэггрута.

– Она небось и не подозревала, что он сможет спрыгнуть со второго этажа, – проговорила Анна-Мария, отпивая еще кофе, с грустью подумав, что здесь он куда лучше, чем в автомате на работе.

– Сейчас мы переворачиваем все вверх дном в доме ее матери. Они работают там уже три часа. В компосте мы нашли убитую собаку в полиэтиленовом пакете.

– Это пес Суль-Бритт и Маркуса.

– А потом Майя поставила уличную свечу в будку, когда там спал Маркус, – продолжала Мелла. – Идеальный несчастный случай!

– Да, – проговорила Ребекка. – Она и не подозревала.

– О чем?

– Что проиграла. Когда Маркус пережил Суль-Бритт, игра была проиграна. Мать Майи никогда не унаследовала бы состояние Суль-Бритт. При наследовании учитывается состояние на момент смерти, а не на момент решения вопроса о наследстве. Тетка – наследница третьей степени. Вступает в права наследования только в том случае, если на момент смерти нет в живых ни одного наследника первой или второй степени. Маркус стал наследником Суль-Бритт в ту секунду, когда она умерла. Если бы Майя убила его, наследницей стала бы его мать, живущая в Стокгольме. Маркус должен был умереть одновременно с Суль-Бритт или раньше ее, чтобы мать Майи стала наследницей. Этот момент она упустила.

«А теперь она уже мертва, эта хладнокровная маньячка, – подумала Ребекка. – Так что я даже не могу сказать ей об этом».

– Зачем она убила Веру? – спросила Анна-Мария.

Ребекка не ответила. Повернувшись на бок, она с трудом поднялась и села на край кровати.

– Где моя одежда?

– Они хотели оставить тебя на ночь, на всякий случай, чтобы за тобой понаблюдать, – пробормотала Анна-Мария.

Мартинссон отклеила пластырь, которым была закреплена иголка от капельницы, и вытащила ее. Затем поднялась на неустойчивых ногах и подошла к двери шкафа.

– Пусть катятся ко всем чертям, – заявила она.

– Щен у Кристера, – сообщила Анна-Мария. – Кристер хотел остаться рядом с Маркусом, но медсестра отправила его домой. Обещала позвонить, как только мальчик проснется.

Ребекка оделась. Смотреть на себя в зеркало она избегала. Смотреть на Анну-Марию – тоже.

– Позволь мне, по крайней мере, отвезти тебя домой! – предложила Мелла.

Но Ребекка только отмахнулась и исчезла за дверью.

Тогда Анна-Мария достала телефон и позвонила Карлу фон Посту.

Ей понадобилось пять минут, чтобы доложить ему о событиях последних часов. Все это время фон Пост хранил гробовое молчание. Дважды пришлось Анне-Марии прервать свой рассказ, чтобы убедиться, что он ее слушает. Она спросила, хочет ли он участвовать в пресс-конференции на следующее утро, но он отказался.

Когда она закончила, он сказал только, что они созвонятся завтра, и отключился.

Некоторое время Анна-Мария сидела неподвижно с телефоном в руке.

Она ожидала, что прокурор по меньшей мере разозлится на нее за то, что она не позвонила ему раньше. В тот момент, когда она, получив сообщение от Ребекки, понеслась в Курраваару вместе с Кристером Эриксоном и Свеном-Эриком Стольнакке.

Пожалуй, ей было бы даже легче, если бы он вышел из себя.

«Чем он занят теперь? – подумала она. – Мучает кота? Жжет самого себя сигаретами?»

Она позвонила Роберту и попросила забрать ее. Пусть ее «Форд» останется на парковке у больницы. Снова начал падать снег, но не страшно, если его заметет. Об этом она подумает завтра.

Муж Анны-Марии ждал ее в машине у приемного покоя. У главного входа уже подстерегали журналисты.

– Дорогая моя, – проговорил он, когда она уселась на пассажирское сиденье.

Она прижалась к нему, и он обнял ее.

– Знаешь, чего я хочу? – спросила Анна-Мария, пока он почесывал ее кожу под волосами, как умел только он.

– Поехать домой и сделать еще одного ребенка?

– На этот раз, как ни странно, нет. Мне так не хватает друга. Я собираюсь завести себе подругу. Если получится.

Карл фон Пост не мучил кота. И он был не из тех, кто прижигает самого себя сигаретами. Если бы у него был личный наставник, тот наверняка бы посоветовал ему сделать выводы из всего произошедшего.

Но фон Пост стоял с телефоном в руке и не собирался делать никаких выводов.

«Этого просто не может быть», – думал он.

Свет уличных фонарей проникал в комнату, и он дернул за веревку жалюзи, так что они с грохотом опустились до самого низа. Он принял две таблетки «Золпидема» [43] , запил их тремя стаканами виски и заснул на диване, так и не раздевшись.

Кристер Эриксон сидел за кухонным столом. Часы показывали двенадцать ночи. Врач в больнице дал ему с собой несколько таблеток снотворного, но он не хотел их принимать. Ему обещали позвонить, когда Маркус проснется, и тогда он хотел сразу же поехать к мальчику.

Он вспоминал старую мудрость: то, что не можешь изменить, надо принимать со спокойствием.

Но он не мог заставить себя не думать о Маркусе. Он сидел рядом с ним на краю больничной койки и держал его за руку, пока мальчик не заснул. Затем врач заставила его уйти домой. «Тебе тоже надо отдохнуть», – твердила она ему.