Книга Жизнь за трицератопса, страница 205 – Кир Булычев

Трагедия произошла в конце следующей недели, когда лимоны пожелтели и выглядели как на рекламе.

Корнелий пришел домой. Никого не было. Поставил чайник.

Пока заваривал, глядел на лимонное дерево, на котором образовалось четыре крупных лимона, и мысленно рассуждал о том, что зима выдалась трудной, азербайджанцы уже дней пять как не завозят бананов и манго. Хорошо было при советской власти. Не было никаких мангов, и не надо было на эту тему переживать. Главное, чтобы не было перебоев с морковкой.

А что теперь?

Теперь я сижу, переживаю, что лимонов в магазине временно нет, а на меня с ветки глазеет этот желтопузый, нагло так глазеет, будто в душу лезет.

Усмехнувшись своим странным ощущениям, Удалов непроизвольно подошел к деревцу и сорвал лимон. Чтобы не глазел.

Лимон оторвался с трудом, деревце раскачивалось, не отдавая плода, Удалов даже рассердился. В конце концов, лимоны для того и придуманы природой, чтобы люди их ели.

Лимон вздрагивал в руке, словно животное, будто хотел выпрыгнуть. Удалову даже смешно стало – пригрезится же такое. Чай заварился.

Перед тем как порезать лимон, Удалов положил его на блюдце и полил кипятком. Это способствует выделению аромата.

Лимонное дерево зашуршало, забормотало листвой, лимон мелко задрожал на блюдце.

Удалов отогнал неприятное видение, тем более что хотелось чаю, а от ошпаренного лимона по комнате разносился жгучий аромат, напоминавший о давних командировках, станционных буфетах, случайном взгляде попутчицы или доброй ласке гостиничной горничной. Все бывало в жизни…

Удалов взял ножик поострее и, примерившись, принялся отрезать от лимона тонкие ароматные колечки. Отрезал три штуки и остановился. Лимон, который бешено сопротивлялся первому удару ножа, вдруг замер, словно умер.

Сравнение было неправильным, потому что растения не могут жить и умирать, как люди, это уже давно доказано наукой. Удалов кинул колечко лимона в чай.

Почему-то было ему неловко, словно он сделал нечто плохое, хотя, как вы понимаете, ничего такого Удалов не сделал.

Но у чая был неприятный привкус, словно в него капнули аммиака. Удалов добавил сахара, потом кинул в чашку еще колечко лимона. Но удовольствия не было. И уж как он ждал этого чая, как стремился к нему, и даже предвкушал удовольствие, а вот тебе – не получилось. Так в жизни случается: стремишься, предвкушаешь, а девица оказалась ничем не лучше других.

В таком настроении Удалов поднялся из-за стола и услышал внутренний голос:

– Убийца!

Голос этот был тих, но внятен. Будто некто стоял в той же комнате, но не хотел, чтобы его услышали посторонние.

– Что вы сказали? – спросил Удалов. Только не мысленно, а вслух.

– Убийца, – повторил голос.

И вдруг к нему присоединились другие голоса. Как будто за стеной идет какое-то совещание и все там не одобряют оратора, даже перебивают его, чтобы поскорее сходил со сцены.

– Вы ко мне? – спросил Удалов вслух.

– Ты его зарезал. Обварил кипятком и зарезал. Садист проклятый!

Удалов отмахнулся от чепухи, которая так настойчиво лезла в голову, и пошел прочь, так и не напившись чаю.

Вернулся он уже к вечеру. А когда подходил к дому, то в сердце заколотилось неприятное предчувствие, словно дома его поджидали враги.

И не удивительно, что, увидев Ксению, которая на кухне варила солянку, он сразу сказал:

– Пора твои лимоны снимать. Подари их в детский садик.

– Еще чего не хватало! Мое лимонное дерево отправится на выставку достижений.

Она вошла в комнату, намереваясь, видно, поведать мужу о том, какой будет эта выставка, и тут увидела на столе следы его преступления: лежавший на блюдце частично порезанный лимон и недопитую чашку с чаем, в которой плавали кружочки лимона.

– Ты что же наделал, мерзавец?! – возопила она. – Я же на первый приз шла, я этой Куртеповой наверняка нос бы утерла, у нее же шесть штук, и маленькие, а у меня было четыре, зато какие гиганты!

Она принялась рыдать, и, что удивительно, лимонное дерево вторило несчастной женщине, правда, эти вторичные рыдания слышал лишь растерянный Удалов.

– Ну не знал я! – пытался он перекричать ревущую в голос Ксению. – Ты же мне никогда про выставку не говорила. Я же думал, что это для еды, а не для выставки, понимаешь?

– Убийца! – кричала Ксения, ну точно как невидимый голос.

– Ничего, – сказал тогда Удалов, – мы купим лимон в магазине и привяжем его на ниточку.

Эти слова совсем уж расстроили Ксению, и она убежала из дома к своей злейшей подруге жаловаться на неудавшуюся жизнь и мужа-убийцу. А подруга станет кивать головой, внешне сочувствовать, а внутренне торжествовать по поводу чужого горя.

Удалов остался дома, тихонько поужинал вчерашними щами – сегодня Ксения приготовить солянку не успела.

Потом он сидел, смотрел сериал по телевизору и чувствовал на себе тяжелый укоризненный взгляд лимонного дерева.

– Не хотел я никого убивать, – сказал он по окончании серии дереву. – Просто думал чайку попить. На то и лимон, чтобы с ним чай пить.

На что дерево замахало ветвями и, будь у него ноги вместо корней, наверняка бы кинулось на Удалова, чтобы растерзать. А так он остался жив и временно невредим.

Позвонила Ксения и сообщила, что ночевать останется у Софьи. Так бывало редко, только в моменты больших семейных разлук.

Ну и пожалуйста.

Корнелий Иванович постелил себе на диване – не хотелось оставаться в одиночестве на супружеском ложе. И вскоре пожалел об этом, потому что диван, как вы знаете, стоит в большой комнате, а кадка с лимонным деревом находится там же, в углу.

Как только Удалов закрыл глаза, ему стал сниться странный сон. Будто лимонное дерево подошло к нему и сказало:

– Мы отомстим тебе за чрезмерную жестокость. Вся Земля, которая могла породить такое чудовище, как ты, содрогнется от ужаса и боли.

Удалов открыл глаза и увидел, что лимонное дерево быстренько убегает от него к кадке. Вот оно сунуло корни внутрь и замерло, будто и не вылезало. То есть сон продолжался.

Удалов на всякий случай ущипнул себя за бедро, и было больно. Значит, это уже не сон. Хотя говорят, что порой сон сильнее любой пытки: тебе кажется, что ты щиплешься, а на самом деле ты спишь неподвижно.

Удалов унял беспокойство сердца и постарался заснуть снова.

И тут услышал негромкие частые шаги. Кто-то вошел в комнату.

Освещение в ней было ночное – от луны и уличного фонаря. Разобрать детали невозможно, а в целом картину наблюдать нетрудно.

– Кто там? – спросил Удалов.

Вошедший не отозвался, а направился к дивану, словно покатился к нему. И ясно почему – при большом круглом тяжелом теле у этого существа были тонкие ручки и ножки, которые с трудом удерживали груз своего хозяина.