
Онлайн книга «Жизнь за трицератопса»
– Заходите, – попросил его Минц. – Спасибо, Лев Христофорович, – ответил водопроводчик и принялся вытирать ноги о коврик у дверей. Профессора не удивило то, что сантехник его знает. Великий Гусляр не столь велик, чтобы в нем мог затеряться ученый с мировым именем. Профессора смущало другое – он этого сантехника уже видел, знал, даже был с ним знаком. Но нечто мешало его узнать. – На что жалуемся? – спросил водопроводчик. – Что беспокоит? Профессор провел сантехника в ванную, где из крана текла вода струей с палец, а на полу стояла лужа. – Так-с, – сказал сантехник. – Надо менять. И не мешает почистить. – Только прошу вас, – сказал проницательный Минц, – не говорите мне, что прокладки кончились и их можно достать только за тройную цену, что краны исчезли из продажи… Сантехник весело рассмеялся и, поставив на пол чемоданчик, присел возле него, раскрыл жестом фокусника, и внутри обнаружились разнообразные запасные части, прокладки и даже краны. – А вы говорили! – улыбнулся сантехник, подняв лицо к профессору. – Илья Самуилович! – воскликнул Минц. – Как же я вас сразу не узнал! Вы же наш зубной врач! – Все в прошлом, – сказал зубной врач. – Что же случилось? Какая беда? Илья Самуилович вытащил из чемодана нужные прокладки и самый красивый из кранов. Потом завернул воду и принялся за работу. Все это время Минц задавал вопросы, а Илья Самуилович на них с готовностью отвечал. – На пенсию вам рановато… – Не стесняйтесь, – отвечал дантист. – Вы меня не травмируете. И если вы считаете, что я потерпел жизненное фиаско, то, заверяю вас, – ничего подобного. Мне просто сказочно повезло. – Как так? – Мне предложили хорошую работу, и я на нее согласился. – Разве у вас была плохая работа? – Мне казалось, что она была неплохой, но я ошибался. – Но вы недурно зарабатывали? – Я не жаловался. – К вам записаться было нелегко. – Знаю, знаю, но это происходило оттого, что в нашем городе нет хороших дантистов. На фоне остальных я выглядел лебедем. – Вы хотите сказать, что добровольно изменили свою… специальность? – Говорите прямо – судьбу! Минц смотрел на то, как сантехник трудится. Его руки так и летали над ванной. И весь жизненный опыт Минца говорил ему, что он видит перед собой мастера своего дела, человека талантливого, влюбленного в профессию, пускай скромную и недооцененную современниками, но такую нужную! – Как же это произошло? – спросил Минц. – В этом нет секрета, – сказал Илья Самуилович. – Площадь Землепроходцев, дом два. – И что там? – В случае если вы сами не поймете, – ответил сантехник, – я буду рад вам все объяснить, но только в нерабочее время. Поймите, меня ждут страдающие люди! И многие из них проклинают сантехников в целом, потому что в нашей среде еще немало таких типов, как некий Кеша. – О, Кеша! – воскликнул Минц со злодейским английским придыханием. Иначе произнести это имя он был не в состоянии. Быстро и качественно завершив свой труд, зубной врач покинул Минца, решительно отказавшись взять чаевые. Причем Минц и не настаивал, потому что его не оставляло ощущение ка кого-то розыгрыша. Будто зубной врач ему почудился. Хотя краны работали нормально, не пропуская ни капли воды, а лужу на полу Илья Самуилович сам вытер перед уходом. Когда дверь за сантехником закрылась, профессор Минц уселся в продавленное кресло и принялся размышлять. Как настоящий мыслитель, он не выносил сомнительных ситуаций. Всему должно быть объяснение. Это и есть принцип гностицизма, который исповедовал Лев Христофорович. А если объяснения нет, значит, либо мы его плохо искали, либо оно недоступно на современном примитивном уровне развития нашей науки. Имеем удачливого, умелого, уверенного в себе зубного врача. Имеем подчеркивающего свое счастье сантехника. Один и тот же человек. А тайна хранится на площади Землепроходцев. Профессор Минц натянул пиджак и вышел на улицу. Время было полуденное, теплое, августовское, птицы уже отпели свое и учили птенцов летать. Послышался рев мотоцикла. Лев Христофорович еле успел отпрянуть к воротам, и ему показалось, что в седле мотоцикла сидит плотная пожилая дама, бывший директор универмага Ванда Савич. Это было столь невероятно, что Минц покачал головой и подумал, не возраст ли подкрадывается к нему. И пора, пожалуй, позаботиться о лекарствах от маразма. Отдышавшись, Минц направился к площади Землепроходцев, но дойти до нее не успел, потому что столкнулся с фармацевтом Савичем, мужем Ванды. И, увидев его, Минц рассмеялся и сказал: – Ты не поверишь, Савич, если я тебе скажу, что мне сейчас померещилось. – Поверю, – ответил Савич. – Тебе померещилось, что моя жена Ванда промчалась мимо тебя на гоночном мотоцикле. – Удивительно! Но это именно так. – Потому что тебе ничего не мерещилось, а ты видел то, что я наблюдаю с утра. Моя жена Ванда готовится к первенству Вологодской области по спидвею. – Вот именно, – согласился Минц. На самом деле он сказал «вот именно» только для того, чтобы утешить тронувшегося умом Савича. Но тот вовсе не расстраивался. – Мне дешевле, – заявил он. На удивленный взгляд профессора он ответил: – У нас было отложено на старость. Чтобы проводить свободное время на берегу острова Кипр. Ну кому нужен остров Кипр? Грязь, суета, «новые русские», мафия – и, главное, что? – Что? – Корысть! Нажива! Разврат! Сексопатология. Вы со мной согласны? Савич схватил Минца за рукав и дернул к стене, потому что мимо них в обратную сторону промчался дикий мотоциклист, и теперь уж Минц не сомневался – это Ванда Савич. Да и как усомнишься, если, перекрывая рев мотора, она кричит Минцу: – Физкульт-привет, мальчики! – Давай, давай, – негромко ответил Савич. – Недолго мы будем топтать одни и те же мостовые. Завтра улетаю. – Куда? – В Чандрагупту. На берега Ганга. Там меня ждут в ашраме полного безмолвия, именно там я найду спокойную нишу для достижения нирваны. – А как же служба? Как же семья? – Мою семью вы только что видели, так что можем уже сейчас попрощаться. Больше не встретимся. – А квартира? Минц понимал, что задает неправильные вопросы – не в этом дело. У людей случилась беда, но они не расстраиваются и ищут новую жизнь. Почему? Как можно прожить всю жизнь в Великом Гусляре, ни к чему не стремиться и вдруг, в одночасье… |